Блиндажные крысы. Лев Пучков
до того, как к Домовитому перевели?
– Полк связи, лейтенант, помощник начальника штаба по боевой.
– Понятно. И давно у Домовитого?
– Эмм… Сегодня – пятый день.
– Пфф… Значит, случайный человек, да?
– О, Господи… Алла Викторовна, опять вы начинаете! Не хотите пускать – так и скажите, я передам.
– Да погоди ты, пигалица, не мельтеши. Дай подумать…
Алла Викторовна – номенклатурная матрона за шестьдесят, со следами былой красоты на лице, исковерканном не столько возрастом, сколько постоянным гнетом ответственности – смотрела сквозь меня, размеренно катала по стеклу на столе допотопный химический карандаш и хмуро размышляла.
Термостат. Или нет, лучше будет так: консерватория.
Господин, который в свое время придумал назвать высшее музыкальное учебное заведение консерваторией, был либо мертвецки пьян, либо окончательно невменяем. Музыка – это живая бессмертная сущность, гибкая, многогранная и непредсказуемая, как сама Природа, так что с консервацией она не сочетаема в принципе.
Консерватория – это здесь, в старых системных учреждениях (хотел по привычке аббревиатурой дать, но не стал – неприлично получается). Вот тут это понятие как нельзя более уместно.
Химический карандаш я в последний раз видел в глубоком детстве. При каких обстоятельствах была мною заполучена сия раритетная вещица, даже и не спрашивайте, все напрочь вылетело из головы, но точно помню, что язык после такого карандаша становится синим, штрихи импрессионистского эскиза котенка на новых обоях в гостиной получаются на диво сочными и жирными и потом очень плохо выводятся, а в лексиконе в общем-то культурной и воспитанной бабушки неожиданно появляется вульгарно-визгливое выражение «Ах ты Пикассо хренов!».
Стекло на столе я вообще никогда и ни у кого не видел. А о том, что в советских учреждениях в свое время было принято держать на столе стекло, под которым хранились инструкции, графики и прочие важные бумаги, знал только из книг. Так вот, стекло на столе Аллы Викторовны отнюдь не бутафория, под его гнетом томятся десятка полтора различных документов и целый ряд рукописных пометок. Сам стол тоже очень органично вписывается в общий план, так же как и огромные шкафы, монументальный сейф в шаровой краске, тяжелые портьеры…
Нет, так не годится: если детально описывать все местные «старости», у нас на это уйдет пара глав. Так что давайте по-быстрому втиснем весь антураж в два абзаца и побежим дальше.
Итак: старинное здание, высоченные потолки, арочные окна в два человеческих роста, полутораметровые стены, старый дубовый паркет, запах мастики, тяжелая мебель сталинской эпохи, того же периода многопудовые двери, и вообще, буквально все в этом учреждении красноречиво свидетельствует: ребята, вот эти ваши инновации и бодрые доклады о модернизации – не более чем декларации. А собственно Система как была, так и осталась: старая, отлаженная, надежная и насквозь консервативная, не приемлющая никаких ненужных новшеств.
И совсем не факт, что вот так дела обстоят только лишь в данном учреждении: был я давеча у