Битва за Берлин последнего штрафного батальона. Андрей Орлов
умею, – перебил ротный, всматриваясь в прыгающие буквы личного дела. – Награждены медалью «За отвагу» и орденом Боевого Красного Знамени. Участвовали в сражениях на Курском выступе в качестве командира взвода; при освобождении Украины командовали диверсионно-парашютным взводом… и, судя по наградам, командовали неплохо… В чем дело, товарищ Коренич? – ротный вскинул голову, проявляя неуместную бдительность. – Из элиты, можно сказать – из разведывательно-диверсионного подразделения – вас переводят в обычную пехоту?
– А вы дальше читайте, товарищ капитан, – вздохнул Максим. – Там все написано. Неудачный прыжок, растяжение связок, два месяца в госпитале…
– А зачем мне калека? – насторожился Гордеев.
– Во-первых, что дают, то и берите, товарищ капитан, – начал терять терпение Максим. – Во-вторых, никакой я не калека. Бегаю и прыгаю лучше, чем вы и вся ваша рота. Но… по каким-то там критериям больше, увы, не гожусь для десанта.
Он умолчал про дядюшку по материнской линии, арестованного в тридцать седьмом году за участие в контрреволюционном заговоре с целью свержения Советской власти (Максим искренне не мог понять, как у человека, практически живущего на работе в одном из подразделений наркомата авиационной промышленности, нашлось время участвовать в каком-то заговоре). Избавиться от некрасивой строки в личном деле помог другой дядюшка – уже по отцовской линии, – «живущий» на работе в другом наркомате – юстиции. Максим умолчал, что был женат и развелся. Умолчал, что в сорок четвертом десять суток просидел на «губе» – избил подлеца при должности, по вине которого погибли люди. Умолчал, что временами, особенно в ненастье, недолеченную ногу выкручивает такая адская боль, что хочется лезть на стенку и покромсать в капусту некомпетентного хирурга, перепутавшего разрыв связок с растяжением и едва не оставившего бравого лейтенанта без ноги…
Командир второго взвода был убит неделей ранее. Ротный старшина, присматривающий за взводом, с таким восторгом передавал Кореничу дела, как будто после этого собрался ехать в Анапу. Личный состав Максиму попался терпимый – за исключением третьего отделения, где собралась строптивая и независимая публика. «Отделение буйных», – по секрету поведал старшина. Но трудностей Коренич не боялся. И о смерти старался не думать…
Ко всему он был готов… кроме того сюрприза, что преподнесла судьба под занавес войны. Взвод Желябина проглядел на переднем крае батарею дальнобойных 120-миллиметровых орудий!
В полдень 15 апреля позиции 27-й гвардейской дивизии 8-й гвардейской армии подверглись массированному обстрелу. Львиная доля огня обрушилась на замаскированный командный пункт в километре от передовой, откуда командование фронта собиралось наблюдать за ходом предстоящего наступления! Через полчаса туда должен был прибыть командующий фронтом – и ему повезло, что немцы поспешили с обстрелом. Что-то не срослось у наводчиков, засевших на советской территории. Мощные