Джекаби. Все мистические расследования. Уильям Риттер
делах и бухгалтерские книги. Некоторое время назад у одного клиента не было денег, поэтому в качестве оплаты я получил сундук женских платьев. Полагаю, они принадлежали его покойной жене, а может, матери. Просто спросите Дугласа – он вспомнит. Как считаете, пахнет паприкой или порохом? – спросил он и сунул мне под нос одну из красных емкостей.
Я с опаской принюхалась.
– Паприкой? – предположила я, хотя ни разу не нюхала ни того, ни другого.
Кивнув, Джекаби щедро поперчил омлет. Затем он приправил его и из другой емкости. Когда порох затрещал и запрыгал по намазанной маслом сковороде, детектив пригнулся и прикрыл лицо руками. Взрыва не последовало, и Джекаби выпрямился, с улыбкой вдыхая приятный аромат.
Извинившись, я пошла за платьем к утке. Дуглас, вежливая птица, не стал возражать и отвел меня к замшелому сундуку у дальней кромки пруда. Я любезно поблагодарила его, и он улетел обратно на свое кресло на маленьком острове. Открыв сундук, я вытащила пыльное черное платье, которое признала бы старомодным даже старушка-пуританка. Я все равно приложила его к себе. Покойная жена – а может, мать – клиента была совсем крохотной. Позади меня раздался смешок.
Дженни сидела на поваленном дереве, подперев рукой мерцающую голову.
– Ах! Я не… Доброе утро, мисс Кавано, – сказала я.
– Называй меня Дженни, – улыбнулась она. – Не стоит тебе это надевать.
– Но я спросила разрешения…
– Не сомневаюсь, милая. Но надевать это платье не стоит, потому что оно ужасно.
– Полагаю, ты права, – согласилась я. – Хотя, будь я на голову ниже и на двадцать фунтов легче, из меня получилась бы прекрасная колонистка. Крохотная, тоненькая колонистка.
– По-моему, тебе идет это красное платье, но оно ведь вечернее, а не дневное?
– Выбора у меня не осталось. У меня с собой только красивые платья и рабочие штаны. Оставалось лишь одно платье, которое ты постирала. Кстати, спасибо.
– Если они тебе не нравятся, зачем ты их привезла?
Я вздохнула.
– Они первыми попались мне на глаза. Прежде чем я сбежала из дома, матушка любила одевать меня как куклу, в летящие платья от ее любимого портного. Мне не приходилось думать, что носить, потому что мое мнение все равно не учитывалось. Может, если бы она паковала мои вещи, мне и было бы из чего выбирать, но тогда мне пришлось бы нанимать отдельный экипаж для одних только шляпок. Она ужасно боялась, что какой-нибудь дворянин увидит ее дочь в лохмотьях. Так она называла любой наряд без проволочного каркаса, кружевной отделки и пяти нижних юбок. Правда, у меня была школьная форма, которая мне очень нравилась, но она износилась еще до моего отъезда. К тому же ее шили для учебы, а не для лазанья по горам. На ней то и дело появлялись дырки, а на подоле быстро возникала бахрома. За месяц форма превратилась в настоящие лохмотья. Остаток времени на раскопках я ходила в мужских штанах.
– Не может быть!
– Правда. И мне нравилось… поначалу. Так я тоже демонстрировала