5 наболевших вопросов. Психология большого города. Андрей Курпатов
а мы от этого прошлого пытаемся откреститься, поскольку, если начать в него нырять, в новой жизни ничего не поймаешь. В общем, это такой системный поколенческий кризис. Мы же, со своей стороны, с молодыми людьми не чувствуем близости. Они для нас какие-то все непутевые, поверхностные.
Молодые люди, которые не помнят никакой «пирамиды», испытывают неосознанную, не пережитую прежде и, соответственно, не оформленную в переживании тягу к какой-то социальной общности. Поскольку же действительного эмоционального объединения на базе той или иной социальной «платформы» не происходит, они тяготятся не меньше уже зрелых людей и стариков, но просто не способны этого понять и осмыслить. У них сердце не замирает, когда они слышат словосочетания «пионерский лагерь», «собрание актива», «утреннее построение для подъема флага». Не могут они понять, как это вообще может кого-то воодушевлять. А воодушевляться хочется, вот и тоска-печаль накатывает.
Если же ты не можешь реализовать свою социальную потребность в коллективе, то надсадно ищешь близкого человека – мол, если нельзя со всеми, то, может быть, с кем-то одним получится? Такова логика рассуждений. А где его найдешь-то, если вас опять же ничего не объединяет, нет общей платформы – целей, ценностей, смыслов, ориентиров… Надолго таких отношений, как правило, не хватает. Все держится на одной только межличностной симпатии, которая, к сожалению, если нет никаких дополнительных факторов, скрепляющих пару, имеет срок годности.
– Именно в такой последовательности – сначала человек ищет себя в социуме, а лишь затем обращается к отношениям «с глазу на глаз»? То есть что важнее?
– А вы на маленьких детей посмотрите – они сразу друга-не-разлей-вода ищут, родственную душу? Или сначала пытаются в группе функционировать, затвердиться в ней, место свое в ее иерархии определить? Второе, конечно. И лишь затем, когда не получается в группе получить искомое, когда взаимные конфликты и трения в ней возникают, дети делятся на парочки. Ну или страдают поодиночке, мечтая о «настоящем друге»: «Мама, купи собаку!» В целом для нас группа, социум, конечно, важнее. Хотя, возможно, взрослый человек с этим и не согласится. Но это так. Просто хроническое разочарование в отношении социума, разочарование в возможности быть счастливым в большой группе уже вызвали у взрослого человека стойкую неприязнь к «массовости». Вообще, когда мы ищем одного из тысячи тысяч, как говорит где-то Ницше, – это, с одной стороны, свидетельство разочарования в «обществе», с другой – симптом внутреннего роста.
Так что изначально, как это ни парадоксально, важнее социум. Но потом, когда мы понимаем наконец, что со всем социумом нам никогда не договориться, что он никогда не примет нас целиком – то есть такими, какие мы есть, мы начинаем искать человека. Диоген это хорошо иллюстрирует. Однажды он говорил на площади о чем-то весьма серьезном и важном, но никто не обращал на него ни малейшего внимания, потом мудрец защебетал по-птичьи, и вокруг собралось множество людей.