Господин военлет. Анатолий Дроздов
против России. Пан Юзеф решил, что немцы лучше русских, посему собрал легион. До 1 сентября 1939 года, когда в западном векторе придется разочароваться, маршал не доживет, а вот соплеменники лиха хлебнут. Однако ошибки не признают. «Яшче Польска не сгинела и сгинеть не мусить, яшче русак полякови чистить боты мусить…» Кто не понял: русские полякам почистят сапоги. Не знаю, как с сапогами, но с мордами получалось. В 1796, 1863, 1939-м. За поляками тоже не заржавело: в 1612-м, 1920-м…
Стишок о сапогах прочла нам пани Юзефа, когда мы завернули к хутору. Сухая, костистая, коричневая от солнца, она загородила дорогу во двор, как будто перед ней стояли не красноармейцы с винтовками, а босяки в лохмотьях. Честно сказать, на босяков мы смахивали – месяц скитаний по лесам в тылу вермахта… Старушку следовало припугнуть, но сделать это никто не решился. Вперед вышел Сан Саныч, милый наш товарищ полковник. Щелкнул каблуками и вдруг выдал тираду на польском. Никто не думал, что он знает язык. Я не понял, что Саныч говорил, но начал он с «пшепрашем, пани»… Юзефа отступила, мы вошли во двор. Пока мылись, чистились, брились – Саныч насчет этого был строг, – старуха зарубила петуха, ощипала и сварила нам суп. Ничего вкуснее в жизни не ел! Голод – лучшая приправа. На прощание Юзефа дала нам каравай свежеиспеченного ржаного хлеба и толстый шмат сала – на два дня хватило. Полковник опять щелкнул каблуками и, склонившись, поцеловал морщинистую, коричневую руку. Юзефа заплакала и перекрестила нас – слева направо. Поляки – хорошие люди, если с ними правильно говорить. В 1945-м, когда союзники делили Европу, Черчилль возразил Сталину: «Львов никогда не был в составе России!» На что Сталин, пыхнув трубкой, заметил: «А Варшава была…»
Знаю ли я, кого застрелил? Где нам… Обер-лейтенант фон Мёльке, сообщил Миша. «Фон» так «фон», мне с ним детей не крестить. Обер – меткий стрелок, «снайпер» по моему выражению, на Западном фронте убил почти сотню союзников. Сюда прислан истреблять защитников Осовца, наводить среди них страх. Это поведал пленный, которого я привел. Миша доставил языка в штаб полка, там допросили. Пленный – рядовой ландвера, то есть из запаса. Понятно, «мобилизованные мы!». Язык показал: к немцам прибыло подкрепление, со дня на день начнут наступать. Ввиду важности сведений языка той же ночью переправили в крепость. Заодно попросили подкрепления. Ширванцев слишком мало – не удержат фронт. Обещали прислать пулеметную роту.
– Снайпера убил, языка привел. Звание точно вернут! – Лицо Миши сияет.
Угу, догонят и еще раз вернут. Мы лучше маузер почистим. Вот те раз, шомпол короткий! Ну да, два коротких шомпола свинчивались в один, солдаты чистили винтовки по очереди. Экономный народ немцы! Второй винтовки в блиндаже не нахожу, выбираюсь в траншею. Нетребка важно разгуливает с маузером на плече. Без лишних слов забираю винтовку.
– Господин вольноопределяющийся, ваше благородие! – Он чуть не плачет.
– Зачем она тебе?
– Короче нашего ружья, удобнее!
– А патроны?
– Так у немцев были.
Ефрейтор