Истории дождя и камня. Инга Лис
успокоиться и максимально собраться, потому что со старым другом отца следовало держать ухо востро.
К его удивлению и облегчению одновременно, капитан принял его сразу.
– Сударь, – Шарль снял шляпу и склонился в поклоне. Не слишком низко, но и так, чтоб это не выглядело, как проявление неуважения. – Готов выполнять ваши распоряжения.
Капитан-лейтенант королевских мушкетёров отложил в сторону перо и какое-то время рассматривал вошедшего.
Мало кто настолько сильно раздражал его, как сын старого друга, и мало кем он восхищался так, как этим юношей.
Сдержанный и рассудительный, молодой гасконец был словно закован в невидимую броню. Он был крайне проницателен и осмотрителен, но при этом – удивительно последователен в своих убеждениях. Не кичился ними, но и переубедить его, если Шарль д’Артаньян принимал решение, было невозможно.
Даже категорическое нежелание принять сторону королевы – а капитан поначалу действительно всерьёз рассчитывал на способности своего протеже, – вызвало вкупе с досадой невольное чувство уважения.
И тем не менее, де Тревиль обиделся всерьёз и задался целью проучить мальчишку, подловив его на двойной игре или сомнительном поступке. Однако за три года их знакомства это ещё ни разу не удалось ему.
Ни дуэлей, ни подозрительных знакомств или корреспонденции – молодой человек исполнял свои служебные обязанности так, что придраться было не к чему.
Он был весь на виду и даже того, что периодически захаживает в Пале-Рояль, не скрывал.
Хотя… что скрывать, когда тебя требует к себе сам кардинал?
Дошло до того, что Тревиль даже давал задание доверенным лицам попытаться подружиться с лейтенантом, но каждый раз эти попытки оказывались обречены на неудачу.
Несмотря на всю свою замкнутость, д’Артаньян вполне охотно общался с сослуживцами. Обо всём… и ни о чём. Когда дело доходило до конкретных расспросов, он отделывался общими, ничего не значащими фразами или общеизвестными фактами. Или просто смотрел так, что вся охота расспрашивать пропадала начисто.
О да, молодой гасконец был просто мастером самых разнообразных красноречивых взглядов…
Единственными, с кем он дружил по-настоящему, были Атос, Портос и Арамис, но в данном случае Тревиль инстинктивно чувствовал, что как раз к ним за какой-либо информацией обращаться не стоит.
Три мушкетёра были верны представлениям о дружбе и чести не меньше, чем молодой гасконец, и, несмотря на свою преданность капитану, вряд ли согласились бы нарушить их.
А потому старому гасконцу оставалось только ждать.
И надеяться, что мальчишка, похоже, возомнивший о себе столь многое, наконец-то ошибётся.
– Проходите, – произнёс он наконец. – Думается, вам следует знать, что я был неприятно удивлён вашей запиской.
Д’Артаньян ничего не ответил, только слегка наклонил голову. Не то винясь, не то ожидая продолжения.
– Но вы вовремя выздоровели, – раздосадованный этим молчанием, де Тревиль был вынужден говорить