Истории дождя и камня. Инга Лис
отправляя подушку в обратный полёт.
И мне по-настоящему тепло от мысли, что я смог хоть немного помочь тебе, брат.
На кладбище всё было по-прежнему. Те же кресты, те же холмики вместо старых могил. Так же сладко пахло нагретой землёй, а из-под ног вспархивали многочисленные бабочки и кузнечики.
Только вот заросли сорняков, к концу лета обычно стоявшие кое-где сплошной стеной, полностью скрывая некоторые могилы, пока ещё были совсем негустыми. И листья на них ещё не были покрыты пылью, а были нежными, свежими и ярко-зелёными.
Одуванчики уже отцветали, и теперь в воздухе то и дело проносились белые парашютики семян.
Братья прошли околицей Артаньяна, не заходя в саму деревню.
В какой-то момент Пьер решил, что брат всё-таки захочет увидеть дом Жака, однако Шарль решительно пропустил нужную улочку.
– Нет, – покачал головой, словно угадав его мысли. – Мне вполне хватило кузни.
– Ты был в кузне? Когда?
– Как только приехал. Ещё по дороге в замок, – молодой человек усмехнулся невесело. – Решил проверить, насколько могу справиться с воспоминаниями, – и, предваряя следующий вопрос, добавил:
– Ни черта у меня не получается, Пьер. Вообще.
– Что ты имеешь в виду? – тот замедлил шаг. – Разве ты хочешь забыть своего друга и всё, что с ним связано?
– Нет, – Шарль замотал головой, в какой-то момент снова став похожим на подростка. – Просто хочу, чтоб не было так больно.
– А этого не произойдёт никогда, – возразил д’Артаньян-старший. – Может, я, конечно, сейчас банальность скажу… а может, я и не прав вовсе… Но знаешь, время не лечит. Пока будешь продолжать любить, будешь мучиться.
– Ну спасибо, – юноша закашлялся даже. – Как-то я не ждал от тебя такого ответа…
– Я же писал, что становлюсь старым занудным ворчуном, – Пьер снова ускорил шаг. – А если серьёзно, то мне кажется, что утешительная фраза насчёт времени – не для твоего случая. И не в твоём характере.
– Замечательно. Но Пьер… – Шарль остановился опять. – Как же тогда… разве можно продолжать любить одного, а думать о другом?
– Ну, тебе виднее. Хотя… ведь нашего кузнеца давно нет. Поэтому, думая об этом своём кадете, ты уж никак не предаёшь память о Жаке, – а потом Пьер положил брату руки на плечи, сжал легонько. – Малыш… отпусти его, слышишь? Я ведь писал тебе… где бы ни была его душа, но он ведь знает… обо всех твоих мыслях и чувствах. Ты думаешь, он хотел бы, чтоб ты мучился так?
С минуту лейтенант молчал, глядя на виднеющуюся уже ограду сельского кладбища, и всё-таки упрямо качнул головой:
– Идём. Не хочу, чтобы нас видел кто-нибудь из деревенских.
– Ты так и не простил им той глупой фразы, да?
– Нет, дело не в этом, – но затем юноша усмехнулся криво:
– Чёрт, зачем я лгу… Видишь, какой я злопамятный! А ты ещё удивляешься, почему меня не любят подчинённые.
– Да если уж совсем честно, то и не удивляюсь вовсе, – хмыкнул Пьер,