Крестоносцы. Генрик Сенкевич
вам, пан рыцарь, вашей отваге и славе.
– Хвала и вам, пан рыцарь, – ответил Повала, – хоть я и предпочитал бы познакомиться с вами не при таких тяжелых обстоятельствах.
– Это почему же тяжелых? – спросил Мацько.
Но Повала обратился к Збышку:
– Что же ты, молодец, натворил? На большой дороге, под боком у короля, учинил нападение на посла! Да знаешь ли ты, что ждет тебя за это?
– Он напал на посла по молодости и по глупости, – возразил Мацько, – больно прыток, думать не любит. Но вы не станете судить его сурово, когда я расскажу вам его дело.
– Не я его буду судить. Мое дело только заковать его…
– Как заковать? – окинув всех мрачным взглядом, спросил Мацько.
– По повелению короля.
После этих слов воцарилось молчание.
– Он шляхтич, – произнес наконец Мацько.
– Тогда пусть поклянется рыцарской честью, что явится на суд.
– Клянусь честью! – воскликнул Збышко.
– Хорошо. Как вас зовут?
Мацько назвал свое имя и герб.
– Если вы из свиты Анны Дануты, то просите ее ходатайствовать за вас перед королем.
– Нет, мы не придворные. Мы едем из Литвы от князя Витовта. И уж лучше бы нам не встречаться ни с каким двором! От этой встречи беда стряслась над хлопцем.
И Мацько стал рассказывать обо всем, что случилось в корчме, – и о том, как они встретились с двором княгини, и о том, как Збышко дал свой обет. Тут старик внезапно так разгневался на племянника, по легкомыслию которого они попали в столь тяжкую беду, что, повернувшись к нему, воскликнул:
– Лучше б тебе под Вильно погибнуть! О чем только ты думал, щенок?
– Да ведь я, – ответил Збышко, – давши обет, помолился Иисусу, чтобы он послал мне немцев, и дары ему пообещал. Ну, как завидел я павлиньи перья да плащ с черным крестом, тотчас голос услышал в душе: «Бей немца, это чудо!» Вот я и бросился на него, – да и кто бы не бросился?
– Послушайте, – прервал Збышка Повала. – Я не желаю вам зла, ибо ясно вижу, что юноша провинился не столько по злобе, сколько по легкомыслию, свойственному его возрасту. Я бы рад ничего не видеть и ехать дальше, будто вовсе ничего не случилось. Но только сделать это я могу, если комтур пообещает, что не пожалуется королю. Попросите его об этом: может, и ему жаль станет хлопца.
– Лучше под суд идти, чем кланяться крестоносцу! – воскликнул Збышко. – Недостойно это моей шляхетской чести.
Повала из Тычева сурово посмотрел на него и сказал:
– Нехорошо ты поступаешь. Старшие лучше тебя знают, что достойно и что недостойно рыцарской чести. Меня народ тоже знает, и все-таки, скажу тебе, я не постыдился бы за такое дело просить прощения.
Збышко смешался, но, оглядевшись кругом, сказал:
– Земля тут ровная, вот бы только немного утоптать ее. Чем просить у немца прощения, лучше мне сразиться с ним конному или пешему, на смерть или на неволю.
– Глупец! – прервал его Мацько. – Как ты можешь