Крестоносцы. Генрик Сенкевич
Зых вдруг крикнул:
– Иисусе Христе! Да это, сдается, Ягенка!
И неожиданно заорал:
– Ягна! Ягна!..
И тут же погнал вперед своего меринка; но не успел он пустить его рысью, как Збышко увидел самое удивительное зрелище на свете. Сидя по-мужски на горячем вороном коне, к ним во весь опор скакала девушка с самострелом в руке и с рогатиной за плечами. От стремительной скачки волосы у нее распустились, к ним пристали шишки хмеля; лицо ее было румяно, как заря, рубашка на груди распахнута, а поверх рубашки накинут сердак овчиной наружу. Подскакав к путникам, девушка осадила коня; с минуту на лице ее изображалось то сомнение, то изумление, то радость, пока наконец она не уверилась окончательно, что все это не сон, а явь, и не крикнула тонким, еще детским голосом:
– Папуся! Миленький папуся!
В мгновение ока она соскользнула со своего вороного и, когда Зых тоже соскочил с коня, чтобы поздороваться с дочкой, бросилась отцу на шею. Долгое время Збышко слышал только звуки поцелуев и два слова: «Папуся! Януся! Папуся! Януся!» – которые отец с дочерью в восторге повторяли без конца.
К ним уже подъехали люди, подъехал и Мацько на телеге, а они все еще повторяли: «Папуся! Януся!» – и все еще обнимали друг друга. Когда они наконец нацеловались и наобнимались, Ягенка забросала отца вопросами:
– С войны возвращаетесь? Здоровы?
– С войны. С чего это мне не быть здоровым? А как ты? А младшие братишки? Надеюсь, здоровы, а? Иначе ты бы не скакала по лесам. Но что это ты здесь делаешь, дочка?
– Да вот, как видите, охочусь, – смеясь, ответила Ягенка.
– В чужих лесах?
– Аббат позволил. И псарей прислал мне с собаками.
Тут она повернулась к своей челяди:
– Ну-ка отгоните собак, а то изорвут шкуру!
А затем она обратилась к Зыху:
– Ах, как я рада, что вы приехали!.. У нас все благополучно.
– А ты думаешь, я не рад? – сказал Зых. – Дай-ка, дочка, я еще разок тебя чмокну!
И они стали целоваться, а когда кончили, Ягна сказала:
– Далеконько мы от дому отбились… Ишь куда заскакали, покуда травили этого зверину. Пожалуй, две мили гнали, кони и то притомились. Но какой могучий зубр, видали?.. Верных три стрелы я в него всадила, а последней, должно быть, и кончила.
– Всадить-то всадила, да не кончила: его вон тот молодой рыцарь подстрелил.
Ягенка откинула рукой прядь волос, спустившуюся на глаза, и бросила на Збышка быстрый и не особенно доброжелательный взгляд.
– Знаешь, кто это? – спросил Зых.
– Нет, не знаю.
– И не диво, что ты его не признала, вон как он вырос. Ну а, может, признаешь старого Мацька из Богданца?
– Боже мой! Так это Мацько из Богданца! – воскликнула Ягенка.
И, подойдя к телеге, она поцеловала Мацьку руку.
– Вы ли это?
– Я самый. Только вот на телеге, потому немцы меня подстрелили.
– Какие немцы? Война была с татарами. Уж это-то я знаю, – сколько я батюшку молила взять меня с собой.
– Война-то