Круглые сутки нон-стоп. Василий П. Аксенов
вечеру на самом западном берегу человечества. Невольно он прикрыл ладонью объявление на доске.
– Ха-ха-ха! – захохотал Мемозов уже по-английски. – Вот я и поймал вас, сэр! Как вы смешны! Как вы неисправимы! На свалочку пора, а вы туда же – приключений ищете!
Сквозь ладонь он легко прочел таинственное объявление и несколько раз повторил номер телефона – 876-5432.
– Не имеете права! – возмущенно запылал Москвич. – Убирайтесь, Мемозов!
Было темно уже и пустынно, и только шаркали мимо бесконечные кары калифорнийцев: «мустанги», «триумфы», «порше», «пэйсеры», «мерседесы», «альфа-ромео»…
Ну что бы, казалось, взять да бегом в университетский паркинг-лот, схватить машину, умчаться к ревущим незнакомым фривэям (авось выкатят к друзьям на тусклую улочку Холма или на Тихоокеанские Палисады), нет – нелепейшая перепалка продолжалась, и Москвич понимал с каждым словом все яснее, что эту глумливую мемозовскую пошлятинку, лукавое подхихикиванье и сортирный снобизм ему без труда не изжить.
Мемозов наконец замолчал, встреча как началась, так и кончилась по его воле. Афганским свистом с клекотом он подозвал своего то ли коня, то ли верблюда, то ли страуса, взлетел в седло – ковбой, видите ли! – и медленно с важным цокотом поскакал в сторону Беверли-Хиллз. В самом деле, на чем же еще ездить Мемозову в автомобильной стране – конечно же, на помеси страуса с верблюдом!
Развязная песенка авангардиста долетела из неоновых сумерек суперцивилизации:
На бульваре Голливуда
Я не съел и соли пуда,
Все рассчитывал на чудо,
И однажды на Сансете
Я попался, как сом в сети,
К белой пышной Маргарете,
Вместе с крошкой на Уилшире
Мы увидели мир шире
В замечательной квартире.
Ай ду-ду, ай бу-бу,
Ждет нас мама в Малибу…
– Вот ужас, – простонал Москвич.
В руке его трепетали неоплаченные счета. Опомнившись, он бросился в телефонную будку. Ведь этот субъект может теперь все опошлить, изуродовать все приключение, которое и начинать-то он ведь не собирался, а вот сейчас приходится…
Воображение и реальность
Между прочим, тут где-то, между двумя этими дымоходами, по коньку литературной крыши бродит драная кошка, именуемая на интеллигентском жаргоне сермягой.
В таком ли уж страшном противоречии находятся эти понятия? Что стоит наше воображение без существ и предметов, населяющих мир реальности? Но как бы мы назвали все эти существа и предметы, не будь у нас воображения?
В путешествиях, однако, часто сталкиваешься с разными мелкими, я бы сказал, бытовыми противоречиями между воображением и реальностью.
К примеру, Нью-Йорк. Ты столько читал о стритах и авеню Манхэттена, столько видел фото, кино и теле, что в твоем воображении этот город, можно сказать, построен. Ты все уже прочертил в своем воображении и твердо знаешь, как эти стриты идут, откуда – куда, но, попав в реальный Нью-Йорк, ты вдруг видишь,