Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга седьмая: ноябрь, декабрь. Митрополит Владимир (Иким)
наши! Вы никогда не оставляли бедствующих и угнетенных южных славян и всегда спешили подать им руку помощи, руку спасения. Теперь настало время, быть может, в последний раз помочь младшим братьям вашим – болгарам, изнемогшим до крайности от турецких насилий.
Болгарский народ восстал и борется отчаянно, но в то же время, когда бойцы дерутся, раненые остаются без помощи, и бедные семейства умирают с голоду и балканского холода.
Услышьте, братья, голос беззащитного, забытого народа и помогите ему воскреснуть и обмыть воспаленные раны в его душе и теле. Помогите нам – кто как может и чем может.
Если когда нужна была помощь России для несчастных болгар, то теперь она крайне необходима. Человеколюбие, честь Покровительницы и Матери православных славян, интересы славянства – все взывает о немедленной и энергичной помощи.
Несчастное болгарское население взывает к своим русским единоверцам и единоплеменникам о возможно скором приостановлении окончательного избиения, в чем сомневаться невозможно. Сделайте, что можете, в пользу погибающей Болгарии, только возможно скорее…
Во имя Бога, во имя Спасителя и Честного Креста, мы, угнетенные, умоляем вас, единоплеменные братья, протянуть нам руку помощи. Никто из других христиан не поймет наших страданий, не разделит нашего горя, как вы, единоплеменные и православные! На вас наша надежда!»
Россия приняла болгарскую боль в свое сердце как боль собственную. Такого единодушного всенародного порыва сострадания чужой беде дотоле не бывало в российской истории. Стремление помочь страждущей Болгарии охватило все слои общества: духовенство и купечество, дворяне и крестьяне, писатели и фабричные рабочие – все несли свои лепты, «реки пожертвований» стекались в спешно образованные Славянские комитеты, а затем направлялись братьям-болгарам. Корреспондент «Церковного Вестника» описывал настроения российской глубинки: «Проехав недавно несколько тысяч верст с юга на север и обратно, я воочию убедился во всеобщем сочувствии народа к славянскому делу. Везде только и слышно о сборах в пользу славян, о волонтерах, едущих на Балканы. Что городские, более интеллигентные жители сочувствуют этому делу и воодушевляются – это неудивительно, но невольно изумляешься, когда и в глухих степных селах, без всякой интеллигенции, без газет, почт и правильных сообщений, куда заносятся сведения только проходящими, где все погружены в собственные заботы о насущном хлебе, когда и в такой глуши проявляется сочувствие славянскому делу, и каждый несет, что может: копейкой и материалом на помощь единоверцам в борьбе их с турками». Но одних материальных деяний было мало: русский народ готовился своей кровью оплатить свободу Православной Болгарии.
Османские палачи силились замести следы своих преступлений. Султанат, уже не раз испытавший на себе силу русского оружия, страшился новой войны с Российской державой. Турецкие чиновники понимали, как веско может прозвучать