Кукушонок. Валерий Григорьевич Бирюков
не тёмная страсть, а один лишь голый расчёт, Горелов на последнем курсе решил попытать счастье ухаживанием за однокурсницей Дарьей Тереховой. Та ничем особым не выделялась среди сверстниц (ну разве что чрезмерной «штукатуркой», состоящей из плотной смеси тонального крема и пудры, скрывавшей сероватый цвет и бугристость кожи лица, да еще неизменно исходившим от нее сильным ароматом явно недешевых духов). «Не писаная красавица, конечно, – убеждал себя Жора, – но и не уродина, а с лица, как говорят в народе, воду не пить».
Дарья превосходила своих хорошеньких однокурсниц в другом: она была единственной дочерью секретаря обкома партии, курировавшего отделы агитации и пропаганды, а также культуры и народного образования. Горелов, конечно, понимал, что его шансы породниться с такой семьей ничтожны: к категории завидных женихов он явно не относился, – за душой ни кола, ни двора, голь, надо признать, перекатная, да и родители никакие не «шишки»: отец, потерявший левую руку на войне, – снабженец в райпо, мать – воспитательница в детсаду. Опять же и сам не ахти какой красавец: белобрысый, остроносый, тонкогубый, небольшого роста и отнюдь не спортивного телосложения. «Но попытка – не пытка, а спрос —не беда», – уговаривал он себя.
Пока Жора раздумывал, его чуть было не опередил с подобными, наверно, намерениями такой же бедолага. Подловив Дарью в институтском общежитии, когда та зашла за учебником к подруге, парень под каким-то предлогом позвал её на минутку к себе в комнату, где набросился на девушку и, пытаясь содрать с неё брюки, все время бормотал: «Не боись, я женюсь на тебе, чесслово!». Дарья молча и яростно защищала свою девичью честь и отстояла ее, нанеся насильнику увечья в виде расцарапанного в кровь лица. Неудавшийся «жених» еще легко отделался: на следующий же день его с треском вышибли из института и отправили с исправительными целями в военкомат.
В отличие от того неудачника, Жора не стал брать эту, казалось бы, неприступную крепость нахрапом. Правда, ухаживать за девушками он тоже не умел, обычно предпочитая с ними сразу договариваться о цене их любовных услуг. И теперь, окончательно решившись, приготовился к длительной осаде Дарьи: составил целый план из двадцати известных всем начинающим ухажерам пунктов: свидания, цветы, кино, театр, конфеты, кафе и даже, в зависимости от состояния финансов, ресторан. Но, в основном, надеялся он на свой хорошо подвешенный язык: Горелов мог уболтать любого, блеснув при этом даже некоторой эрудицией: он успел отовсюду понемногу нахвататься всяких знаний. В заготовленном арсенале обольщения были цитаты великих людей, вроде любимого им Экклезиаста, вставляемые к месту латинские выражения типа «Дум спиро сперо*», приличные для девичьих ушей смешные анекдоты, и, конечно, любовные стихи, в том числе, модного в то время Булата Окуджавы: «…Женщина, Ваше Величество, как вы решились сюда? О, Ваш приход, как пожарище, дымно и трудно дышать…», неотразимо действовавшие на очаровываемых девиц.
Известно ведь: чем меньше человек знает, тем охотнее этим делится. А в данном конкретном случае Жора готов был применить весь накопленный арсенал, чтобы произвести на Дарью нужное впечатление. И хотя,