Рапсодия гнева. Дмитрий Янковский
дверь машины, повесил на него рацию, взял себе другую и протянул фотоаппарат.
– Щелкни сверху на все четыре стороны, ладно? – попросил он. – Хочу поглядеть панорамку, может, какая мысля придет.
– Шерлок Холмс, – усмехнулся Фролов, вешая на плечо чехол с «Зенитом».
Он обогнул здание бани, подошел к трубе и грациозно подпрыгнул, как гимнаст на перекладину. Руки цепко ухватились за нижнюю скобу лестницы, выход силой, перехват – и вот уже Фролов, довольно осклабившись, стоит на первой скобе ногами. Заржавленная железная труба свечой убегала в выгоревшее от яркого света небо.
– А попроще мог залезть? – усмехнулся Владислав Петрович. – Акробат…
– Чего-чего? – Бывший снайпер шутливо приставил ладонь к уху. – Попрошу говорить в рацию!
– Иди ты… – коротко шикнул голосом следователя динамик у уха.
Сверху город выглядел просто замечательно: махровая зелень парков, белокаменные дома, ласково блестящее море на западе, серые громады боевых кораблей. Футболка после подъема на тридцатиметровую высоту все же взмокла, но в вышине посвистывал свежий юго-западный ветер, приятно холодя спину и прелые подмышки.
– Ну что там? – нетерпеливо прошептала рация.
– Погоди, дай отдышаться, – фыркнул в микрофон Саша. – Кстати, нас не вся милиция города слышит?
– Это резервный канал. Да и мощность у этой «Виолы» такая, что как раз хватает для устойчивой связи между туалетом и кухней.
– Твоим языком только бриться, – усмехнулся Фролов, не нажимая тангенту передачи.
Позиция снайпера внутри трубы устроена была мастерски: две широкие прочные доски расклинены крестом, образовав надежную опору ногам, на них крышка от выварки, а поверх сложенное старое одеяло. Простенько и удобно. Даже с комфортом, можно сказать. И дыму выходить не мешает.
– Молодец, – уважительно шепнул Фролов и, нажав тангенту, добавил: – Позиция имеет место быть. Направление огня – почти северо-запад. Тут метки от сошки на ржавчине остались.
– Сделай снимки и слезай.
Фролов влез на снайперскую позицию, расчехлил фотоаппарат и, глянув на показание экспонометра, принялся вертеть ручку настройки. Солнце так и шпарит, диафрагму пришлось заворачивать до предела. Но ничего, глубина резкости будет получше.
Он глянул в круглое окошко видоискателя, и вид на город чуть затуманился ненастроенной линзой Френеля. Белоснежные дома, как стародавние пароходы, словно плыли в пенной зелени парков и тенистых бульваров. Руки охватила отчетливая мелкая дрожь, пальцы повернули объектив, и вид обрел ясность, но отчетливый круг посередине, эта чертова линза Френеля, так напоминал вид мерцающей матрицы прицела, что Фролов невольно зажмурился.
Ветер.
Он тихо урчал в ушах отголосками давно забытых гроз.
Солнце.
Яркий свет рвался через опущенные веки кровавым туманом, будил воспоминания, которые хотелось похоронить навсегда.
Высота.
Вестибулярный аппарат, улавливая едва заметную дрожь трубы,