Хлеб (Оборона Царицына). Алексей Толстой
начал трясти его, покуда тот не высунул из-за кожуха свинцовое опухшее лицо.
– Ну? – сказал комендант, косясь – нет ли у них в в руках оружия.
– Ты чего же? – спросил Ворошилов.
– А вам чего надо?
– А то, что я должен тебе доложить о прибытии отряда.
– Ну, докладывай.
– Пойдем в комендантскую.
– Не пойду. Это бесполезно. Я семь суток не спал.
И он опять полез под кожух, но Ворошилов сбросил его ноги с полки и отчетливо выговорил о прибытии Луганского отряда в пятьсот штыков.
Комендант моргал. Слова, какие бы страшные ни были они, отскакивали от его мозга.
– Ну, прибыли, – проговорил он, – прибыли, выгружайтесь.
– Требуем пропустить наш эшелон на Конотоп, на фронт.
– Невозможно. Забиты все пути.
– Мы требуем соединить нас по прямому с главнокомандующим.
– Невозможно, боже ж ты мой…
– Почему? Где командующий? В Конотопе?
– А черт его знает – где командующий… Провода не работают… Вообще – большая путаница…
– Хорошо… Тогда мы знаем – как нам поступать.
– Поступать не имеете права, – с вялой угрозой сказал комендант, опять косясь на ручку нагана, торчащую из кобуры у Ворошилова.
Больше здесь нечего было делать. Ворошилов и Гришин вернулись к эшелону. Гришин от негодования шипел, как гусак. Бывший прапорщик, сын фельдшера, Гришин был неплохим парнем, но, видимо, в командиры ни к черту не годился. Расставив длинные, без икр, ноги, он говорил:
– Что же нам делать, товарищ Ворошилов? Мы прямо в какой-то ловушке… Тут прямо какая-то каша из небоеспособных элементов. Стоять здесь, – наши ребята прямо-таки разложатся.
Маленький подбородок у него, когда он разговаривал, скрывался в вороте суконной рубашки. Командир должен нравиться бойцам и твердой находчивой речью, и строгим, а когда нужно – веселым блеском глаз, и храбростью, и всей повадкой. Гришин не пил водки, не курил, был честен до простоты. Но Ворошилов уже понимал, что с таким командиром много не навоюешь.
– Поставь караульных, чтобы никто из вагонов не выходил под страхом смерти, – сказал он Гришину. – Приходи в мое купе, будем совещаться.
На совещание Ворошилов позвал начальника разведки – Чугая, матроса черноморца. Было решено: первым делом выяснить обстановку: где немцы? И соответственно этому занимать фронт, действуя самостоятельно, поскольку связь с командующим не установлена.
Чугай спросил чарку спирта и по-морски – косолапо – полез из вагона, выкрикивая охотников. Гришин должен был до получения сведений от разведки накормить бойцов и беречь их от разлагающих слухов. Ворошилову предстояло самое трудное: достать паровоз, платформы и вывести их с охотниками на свободный путь.
Вначале с ним не желали разговаривать.
«Ты кто такой? – с угрозой спрашивали атаманы отрядов. – Отойди от вагона. Отойди далеко…»
Железнодорожники