Пески Палестины. Руслан Мельников
башню перехода. Но ведь тот Хабибулла погиб. Так, по крайней мере, утверждал Сыма Цзян.
– Как твоя живая? Твоя должна быть мертвая! – жизнерадостно хихикал китаец.
– Ля-а[10] – покачал головой Хабибулла. – Разве ты видел меня мертвым, Сыма Цзян?
– Нет, но многая другая говорила, что польский стрела попалась в твоя голова…
– Никогда не верь другим, верь лишь своим глазам, садык. В Малой Польше возле Кракова убили моего коня. А стрела, что пустил в меня польский лучник, лишь оцарапала мне щеку, – Хабибулла тронул шрам, уходивший под бороду. – Я отстал, остался один. А потом… потом, слава Аллаху, мне улыбнулась удача. Я вышел к колдовской башне ариев, Сыма Цзян!
Китаец так и охнул:
– Твоя добралась до Куявия? Твоя нашла Взгужевежа-крепостя?
Хабибулла удивлено вскинул брови:
– Я нашел башню в Силезии. И никакой крепости там не было. Между двух холмов у небольшой реки, возле дороги, ведущей к городу Вроцлаву, валялись глыбы, которые не под силу поднять человеку. Среди этих глыб я и обнаружил основание башни. Древние манускрипты не обманули. В башне ариев, действительно, таится великая магия колдовских врат. Но у меня не было ни времени, ни возможности ее изучить. Зато я чудом выбрался из силезских лесов. Сгинул бы, наверное, на чужбине, если бы вновь не встретил воинова Кхайду-хана, возвращающегося после Легницкой битвы. Велик Аллах в милости своей! Всевышнему не угодна была моя смерть. Но и от заветной башни Он отвел меня, едва явив ее. Может быть, потом… Может быть, в другой раз…
Сыма Цзян прицокивал языком и качал головой, подобно китайскому болванчику. Бурцев чесал репу. Судя по словам араба, Хабибулла вышел к развалинам той самой башни, откуда начался его, Василия Бурцева, путь в тринадцатом веке.
– А теперь скажи, мудрый Сыма Цзян, кому мы обязаны своим спасением? – спохватился Хабибулла.
– Ну, моя, конечно, – важно надулся китаец. – И моя многая друга. А больше вся вот…
Старик указал на Бурцева.
– Мэ хэза? Кто это? Ваш военачальник-каид?
Сыма Цзян кивнул. Хабибулла подошел ближе.
– Эсмик э?[11] Как твое имя, о благородный воин?
Хабибулла говорил по-татарски. Бурцев ответил на том же языке.:
– Ну, Василий. Вацлав…
Хабибулла приложил руку ко лбу, потом – к устам, к сердцу. Чуть склонил голову:
– Салям алейкум! И шукран[12] Благодарю тебя за помощь, о Ну-Василий-Вацлав.
– Алейкум ассалям! – вежливо отозвался Бурцев. Тоже отвесил уважительный поклон. – Только без “ну”, пожалуйста. А твое имя Хабибулла, так?
– Эсми[13] Хабибулла ибн Мохаммед ибн Рашид ибн Усама ибн…
Усама? Лишь бы не Бен Ладен! Бурцев торопливо вскинул руку:
– Прошу, уважаемый, позволь называть тебя просто Хабибулла.
Всех “ибнов” ему все равно не запомнить.
– Кваэс.
Прим: нет (арабск.)
Прим: Как тебя зовут? (арабск.)
Прим: спасибо! (арабск.)
Прим: меня зовут (арабск.)