Стрелок. Путь в террор. Иван Оченков
Петр Викторович, дай ему Бог здоровья, барин добрый и людей почем зря не обижает. У него и наценка божеская, и тухлятину его приказчики не продают, как иные.
– А вот этот момент я упустил, – пробормотал парень, затем задумался и коротко мотнул головой. – Идет!
– Половину вперед!
После этого они обменялись рукопожатиями, и мятая трехрублевка сменила хозяина.
– Значится, так, – объявил повеселевший машинист. – Ты – мой племяш из деревни. Так всем и скажем. Понял?
– Понял, что тут непонятного.
– Тогда давай вчерашние щи доедим, да на работу пора.
– Ничего не имею против, ступай по холодку.
– Это как?
– А так. У меня день на обустройство, а на работу завтра.
– Эва как… прямо как благородному. И куда ж тебе цельный день?
– Ну, как куда, осмотреться надо, одеться по-человечески, а то надоело, что на меня люди косятся, как на босяка. Есть у вас тут лавки или магазины? Только чтобы не слишком дорого, а то ты меня сейчас отправишь, по простоте моей.
– Ага, видал я таких простаков, – хмыкнул Степаныч. – Только на что тебе в лавку? Ступай уж сразу к старьевщику, раз денег немного. У них всяких вещей много, может, и подберешь себе что.
– Ладно, уговорил, черт красноречивый. Так я и сделаю.
Лавка старьевщика Ахмета располагалась во дворе одного из доходных домов, находящихся поблизости от рабочей слободки. Можно было сказать, что лавка стояла на незримой границе между ареалами обитания «чистой публики» и «мастеровщины» – так презрительно назывались в Российской империи рабочие фабрик и заводов.
Владелец заведения – старый татарин в мягкой войлочной шапочке на абсолютно лысой голове, встретил нового клиента настороженно, но любезно.
– Что угодно? – без улыбки на широком морщинистом лице осведомился он.
– Приодеться бы мне, – пожал плечами Будищев, пытаясь разглядеть висящую на множестве стоящих вдоль стен вешалок одежду.
– Чек якши[5], – покивал старьевщик и отставил в сторону счеты. – Но позволено ли мне будет спросить, какими средствами вы располагаете, молодой человек?
– Средств у меня мало, а потому одежда должна быть хорошая!
– Ишиксез[6], вы пришли по адресу! Клянусь Аллахом, ни у кого во всем Петербурге вы не найдете таких хороших вещей по таким смешным ценам.
– Нельзя ли посмотреть?
– Пожалуйста! Вот, будьте любезны, хороший фрак. Его принесла вдова одного чиновника – достопочтенная госпожа Брунс. Ее покойный супруг, пока был жив, разумеется, часто получал награждения за службу, и они могли себе позволить хорошие вещи. А когда он, мир его праху, скончался…
– Дядя, оставь себе этот фрак! Вдруг сам скопытишься, а парадного лапсердака нет.
– Да зачем же так нервничать! Это очень хорошая вещь…
– Ну и куда я его надену?
– А мне почем знать? Вы же не сказали, зачем вам одежда! Сейчас часто бывает, что студенты одеваются как мастеровые, а купцы – как благородные господа. Клянусь Аллахом, я сам такое не раз видел!
Хотя
Чек якши – Очень хорошо (
Ишиксез – Нет сомнений (