Я украл Мону Лизу. Евгений Сухов
перед воротами, уповая на милость вратников, но, натолкнувшись на несговорчивость, уныло потопали от крепостных стен, чтобы утром вернуться в монастырь.
Поздно вечером в келью к игумену вошел Павло.
– Посадских нет, святой отец, они ушли.
– Сами? – удивился игумен.
– Им ничего не оставалось делать, потому что мы закрыли монастырские ворота. Но даже после этого они не желали расходиться и упрашивали вратников, хотя бы на час продлить посещение.
– Вратники не уступили?
– Вы же знаете отца Николая, его невозможно уговорить. Он не сделал исключения даже для магистра, прибывшего из города, чтобы взглянуть на рисунок.
Губы игумена растянулись в довольной улыбке.
– Соглашусь. Легче уговорить камень, чем отца Николая. Картина действительно так хороша, как о ней говорят? – осторожно спросил игумен.
– О да, святой отец! – восторженно воскликнул монах. – Я в жизни не видел ничего более совершенного, чем этот рисунок.
– Что ж, мне не терпится взглянуть на него, – поднялся со стула настоятель. – Проводи меня, Павло.
Открыв перед настоятелем дверь, брат Павло факелом осветил дорогу.
– Проходите, святой отец!
Ярко-красные огненные сполохи растворили темноту, бросая длинные ломаные тени вдоль коридора, пуская облачка копоти к закопченному сводчатому потолку. Игумен подошел к двери и уверенно перешагнул границу света и темноты. Вот только отчего-то она была слегка размыта, как это бывает на границе добра и зла. Быстро зашагал по длинному узкому каменному коридору, освещенному ярко полыхающими факелами, закрепленными металлическими кольцами на грубой каменной кладке, и шагнул в комнату, где размещался рисунок Леонардо.
Более двухсот лет в этой комнате располагалась Священная инквизиция, съехавшая в монастырь Сан-Франческо четыре года назад. Последним инквизитором был доминиканец Петро из Вероны, прославившийся невероятной жестокостью и убитый перед воротами монастыря отцом одной из замученных жертв, обвиненных в колдовстве.
Уже через неделю инквизитор был объявлен церковью великомучеником, помпезно похоронен во дворе монастыря, и теперь к его мощам на церковные праздники прибывали толпы паломников. Воистину пути Господни неисповедимы!
Нахмурившись, Бернард подумал о том, что обвиняемых в ереси вели именно этой дорогой, по этому самому коридору, по которому он только что прошел. В отличие от него самого, ни одному из осужденных не дано было вернуться.
Три последующих года после переезда инквизиции в комнате продолжали стоять орудия пыток: дыба, занимавшая половину помещения (и сейчас на стенах от нее оставались металлические колья); кобыла, размещавшаяся у решетчатого окна; на отдельном длинном столе лежали плети вперемешку со щипцами и клещами. Прежде чем приступить к пыткам, подследственного подводили к столику с разложенными на нем колющими, рубящими и режущими инструментами,