Законодатель. Том 1. От Саламина до Ареопага. Владимир Фадеевич Горохов
лучше меня знаешь об этом. Плывём же мы, можно сказать, с тобою, по одной и той же причине. И конечно не в поисках серебра и злата, а в жажде неизведанного, в поисках опыта, мудрости и знаний. Впрочем, и то, и другое – богатство, с той лишь разницей, что первое можно в любое время потерять, как я потерял новую хламиду, а второе – всегда остаётся при мне, как моя лысая голова. Жаль только, что первым интересуются все люди, а вторым – немногие.
Эзоп на мгновение остановился, для важности кашлянул и тревожным голосом продолжил извергать свой словесный поток.
– Тут Солон, я как раз подхожу к самому уязвимому для себя обстоятельству. Скажу по секрету, я уже полгода не могу добраться до Крита. Никто меня не берёт на корабль. А если и брали, то сразу же высаживали, даже тогда, когда я был в новой хламиде. А не брали потому, что платить мне было нечем. Впрочем, и ты от меня прибыли не получишь, ибо мой мешок пуст, точнее его у меня и вовсе нету – тоже украли. А другого мешка – я не нашёл. А если бы и нашел, то только пустым и дырявым. Да и зачем он собственно мне, носить в нём нечего. Всё, что у меня есть, я ношу в собственной голове.
– Относительно собственности, ты не прав, Эзоп. Так мне кажется. Представь себе, имел бы ты корабль и свободно бороздил себе моря в поисках мудрости и приключений. И не упрашивал бы ты никого, и никто тебя не высаживал бы на пристани. Захотел – поплыл на Крит, надумал – в Египет, передумал – в Коринф, пожелал – месяц плаваешь вокруг Сифноса, разыскивая знания и опыт. Вот ведь, как хорошо было бы!
– Хорошо, да не очень, любезный Солон. Моя цель бороздить не моря, а человеческие души. Корабль – это только средство, но ведь есть множество иных средств. Ты, к примеру, боишься потерять свой корабль, как и другое имущество, а я ничего не боюсь, тяготы меня сторонятся. Ты полагаешь, что более свободен и независим, нежели я, но это тоже заблуждение, ибо нет человека свободнее и независимее меня. Я сплю спокойно, не боюсь ничего и никого, ем с наслаждением, даже один хлеб, радуюсь чаще, чем огорчаюсь, никто мне не завидует и, самое главное, я не завидую никому. У меня нет врагов, и никто не рассматривает Эзопа как своего неприятеля. Сегодня я здесь, а завтра там, подобно птице я здесь и везде. В этом величайшая прелесть, невиданное для других наслаждение, подлинная свобода.
Солон хотел было возразить Эзопу по поводу свободы, сказать ему, что в этом вопросе не всё так упрощённо, что действительно существует мир эзоповой, случайной, ветреной и мир солоновой, закономерной, солнечной свободы. И что это принципиально разные вещи, качественно иные проявления и измерения свободы и взглядов на неё, хотя, по большому счёту, в конечном итоге, они весьма схожи. Но, после небольших колебаний, не стал подобного делать, поскольку Эзоп есть Эзоп, а Солон соответственно Солон. И этим всё сказано, и не помогут здесь никакие убеждения. Да и к тому же, не сказать того, что иногда хотелось бы выразить, это ведь тоже великая свобода, может быть даже большая, нежели сказать, ибо, когда ты говоришь, то часто теряешь контроль над собой, а когда молчишь, то управляешь собой,