Офицерский клинок. Сергей Зверев
невольно вырвалось у него, когда разведчики, пригибая головы, вошли в дом. – Под столом если только… И то сразу же увидят…
– А ты не горячись, – перебил его Игнатич, – Феофил не всегда Феофилом был.
– Как это? – удивленно вскинул брови Круглов, усаживаясь на широкую лавку. – Чёй-то ты, старый, темнишь много…
– Да чего мне темнить? – Игнатич неторопливо проходил вдоль закопченной стены, что-то высматривая на ней. – Мне скрывать нечего. Феофил этот еще мальчишкой партизанил в этих краях… То ли связным был, то ли разведчиком, я так и не понял из того, что он мне рассказывал. Скрытный был старичок. При Союзе он в этом районе уважаемым человеком считался, на все торжества и праздники его приглашали, в партийные президиумы на почетное место сажали… Ну а когда советскую власть в Белоруссии поперли, кончилась его масленица, наступили постные денечки. От райкомовского буфета-распределителя его отлучили, пенсию в «зайчиках»[1] платить начали. А много на них тогда купить можно было? Да и сократили ее чуть не втрое. В общем, осерчал старик на новую власть и ушел в леса. Ага, вот оно… – Лобач с натугой потянул за какой-то выступ на стене, и, к изумлению разведчиков, прокопченная стена отъехала в сторону, открывая вполне вместительный чулан, в котором легко могли бы уместиться человек пять-шесть…
– Ох, не струя себе! – невольно вырвалось у Володи. Ему доводилось много слышать и читать о существовании таких схронов в Западной Украине и Прибалтике. В одну из своих командировок пришлось даже убегать по такому схрону-проходу от литовского спецназа. Но чтобы в левобережной Белоруссии было нечто подобное, такое и в голову не приходило.
– А старичок-то этот не так прост был, – вставил Круглов, заглядывая в чулан. – Не удивлюсь, если у него и оружие где-нибудь здесь припрятано.
– От за то не поручуся, – хмыкнул Игнатич. – Но Феофил мужик запасливый был… Мабуть, и приховал шо ни то…
Круглов и Локис опять переглянулись. Петро прошел в чуланчик и буквально через минуту из него послышался его удивленный свист:
– А старикан-то этот набожный, что ли, сильно был?
– Да как-то не замечал за ним, – растерянно отозвался Лобач. – Он меня в этот чулан никогда не пускал, всегда один там запирался…
Володя, больше из любопытства, тоже заглянул в чулан, подсвечивая себе фонариком. Комната, примерно пять на пять, без окон и выходов. Из мебели в ней было только какое-то сооружение, отдаленно напоминавшее трибуну, на которой лежала какая-то книга. В правом углу, от середины стены до низкого потолка, были выставлены три ряда икон. И хотя Володя никогда не интересовался живописью, а уж тем более иконописью, он каким-то внутренним чутьем понял, что иконы очень старые.
– А Феофил-то твой не такой простачок был, – с усмешкой проговорил он, выключая фонарик и поворачиваясь к Игнатичу. – Зуб даю, что у него здесь, в этой молельне, спрятано оружие! Часто он в ней запирался?
Лобач неопределенно пожал плечами, словно давая понять, что
Зайчики – так насмешливо называли старые белорусские рубли, образца начала – середины 90-х годов. На купюрах вместо портретов вождей или изображений городов были нарисованы различные животные. На самой ходовой купюре был изображен заяц.