Парк свиданий. Большая книга весенних романов о любви. Татьяна Тронина
ожидая, что будет. Как толковый зритель, она предчувствовала, что через пару дней будет скандал, и теперь с интересом ждала, когда он начнется, кто заговорит первым.
– Чем-нибудь неизлечимым. – Юлька опять листала журнал, изображала из себя равнодушие. – Например, туберкулезом. – Сказывалось знание «Героя нашего времени», у Веры была чахотка, благородная болезнь. – Скоро помрет – берет от жизни все. Поэтому же и не целуется. Или у него лейкемия. Будет умирать долго и мучительно.
– Какая лейкемия! – не выдержала Маша. – Он совершенно здоров. У него одна болезнь – повальная мобилизация. Ему постоянно эсэмэски пишут.
– Поэтому он не целуется?
– Да целуется он!
Маше оставалось только отвернуться к окну. Вопрос с поцелуями ее очень волновал. Они были знакомы два месяца, а до недавних пор Олег ограничивался только дружескими объятиями. Но тогда, в ресторане, он ее все же поцеловал. Маша толком ничего и не поняла, настолько это было неожиданно, а главное – быстро. Вот его дыхание на ее щеке, вот сухие губы касаются ее губ, вот они решительно прижимаются и… прохлада – Олег отклонился, сел на место.
А поцеловаться так хотелось. Она теперь почему-то смотрела всем на губы и пыталась представить, как могут целоваться мальчишки. Например, одноклассники. Фантазии не хватало. Взять, например, Богдасарова, толстого увальня с пухлыми губами. М-дя… с ним стоять рядом скучно, не то что о поцелуях думать. Или Костик. Темные глаза с длинными ресницами. Ему все девчонки в классе завидуют – ресницы обалденные. А вот губы сухие, потрескавшиеся, словно он специально на них иссушающий крем на ночь кладет. Колюче, наверное. Или вот Колесников. Наверняка уже с кем-нибудь целовался. Но у него такой рассеянный взгляд, и смотрит он, когда говорит, куда-то в сторону.
«Ой, да это ерунда, – набивала Юлька длинное письмо в чате. – Что там в поцелуях? И вообще вся любовь – это эйфорическая реакция на секрецию на начальном этапе 2-фенилэтиламина, допамина и ноэпинефрина, с последующей поддержкой уже «долгоиграющими» эндогенными морфинами – эндорфинами».
«У тебя ничего не болит?» – осторожно интересовалась Маша.
«Голова, – отвечала Юлька. – От всех твоих соплей. Сколько можно с ним возиться?»
«Влюбишься, узнаешь, сколько можно».
Юлька начинала сдавать позиции и переставала слушать. Стоило Маше заговорить про Олега, как она хмыкала и меняла тему разговора.
– Надоело! – сказала она однажды. – Как будто у других жизни нет, только у тебя.
Кончалась первая четверть. Это событие решили отметить.
Маша молчала до последнего дня, когда дальше тянуть было уже бессмысленно, наконец робко предложила:
– Девчонки из нашего класса вечеринку затевают. Ты придешь?
– Я, наверное, стар для твоих девчонок, – неожиданно равнодушно отозвался Олег.
– Что ты говоришь! Все с парнями будут.
– Маша! Нам обязательно надо быть там, где все?
– Но там же народ.
Степанова