И пойду искать края. Юлия Валерьевна Шаманская
похожее на паука, оно хватало липкими лапами людей и кидало в мясорубку. Из ее сетки выходило месиво. И самое ужасное, что оно было живым! Все действо сопровождалось страшными воплями. Вокруг машины суетились чудовища поменьше. Они собирали «фарш» и бросали его на угли огромной пылающей печи. Месиво поджаривалось, не прекращая издавать душераздирающие крики.
– В чем повинны эти люди? – спросил Виталий, чувствуя, что силы его покидают.
– Сатанинская гордость! Это диавол готовит себе обед, – послышался отдаленный голос Ангела.
Внезапно из горы вопящего мяса сформировалась фигура. Шолохов увидел красное лицо с выпученными глазами. Это была его мать.
– Мама, ты здесь? – ужаснулся Виталий. – Но за что?
– Я была горда настолько, что гордилась даже своей гордостью! – прошептала мать измученным голосом.
Ее шепот был слышен даже сквозь гул огня и вопли осужденных.
– Но я не замечал в тебе особых пороков, – не согласился Виталий.
– Где было их заметить? Гордость может совмещаться даже со святой жизнью. Человека, больного этой страстью, оставляют другие. Я всегда считала себя лучше прочих людей. Красивее, талантливее, добрее. Я винила Бога, или судьбу за то, что не дал моим талантам нужного обрамления, за то, что мне не повезло.
– Надежда! – со слезами в голосе ответила бабушка. – Если бы Господь дал тебе желанную славу, ты бы с гордостью своей принесла много зла.
– Мама, что толку учить меня? – ответила несчастная. – Всю жизнь учила. Лучше спаси!
– Я пытаюсь, доченька!
– Плохо пытаешься! – крикнула мама, и повернула к сыну обожженное лицо. – А ты, Виталька, можешь спасти меня? Я же никого, кроме тебя, не любила. Я заботилась о тебе!
Мать протянула красную руку без кожи и умудрилась схватить сына за край одежды. Она тянула его вниз, в огонь.
Виталий чувствовал, что с ним происходит нечто непоправимое. Он терял разум. Смрад, жар и ужас были совершенно невыносимы. Руки ослабли, и он полетел вниз, услышав над собой отчаянный крик бабушки:
– Господи, помилуй его!
Молитва бабушки возымела действие, и Виталий приземлился в месте, напоминающем подземелье с узкими каменными коридорами. В темном лабиринте можно было дышать свободно, но грудь сдавливала неясная тревога. В воздухе как будто витала опасность.
«Нужно убираться отсюда!» – подумал Шолохов, и стал осторожно пробираться вдоль стены. В одном из ответвляющихся коридоров мелькнула тень. Умерший ощутил животный страх и побежал. Он бежал долго, чувствуя, что тень вот-вот догонит. И вдруг она возникла прямо перед ним в образе знакомой девушки, подруги его юности. Но здесь она мало чем напоминала доброе и нежное создание, каким запомнилась при жизни. Девушка ловко накинула на шею Виталия петлю и затянула, зажав в руке другой конец веревки. И снова чувство удушья! На этот раз боль почти невыносима.
– Пойдешь со мной! – завопила девушка.
– Почему? – прохрипел Виталий.
– Ты убил меня и моего ребенка.
– Неправда! –