Шаги по стеклу. Иэн Бэнкс
прошу прощения, – театрально расшаркался Слейтер, прижимая руку к груди. – Наш чувствительный гетеросексуал обиделся. Он, наверно, еще и малолетка. О, я этого не перенесу!
– Может, хватит придуриваться, Ричард? – сказал Грэм и остановился, чтобы посмотреть приятелю в глаза. – Мне иногда кажется, что ты никакой не гей. Ну ладно. – Он снова двинулся вперед, делая попытку хоть немного ускорить шаг. – Рассказывай, чем занимался. Что-то тебя в последние дни не видно.
– Ага, решил сменить тему, – усмехнулся Слейтер, глядя прямо перед собой. Он скривился и почесал голову там, где из-под клетчатой кепки выбились короткие завитки черных волос. На тонком бледном лице дрогнули мускулы. – Как тебе сказать… Не хотелось бы заострять внимание на сомнительных подробностях… на изнанке жизни, но если перейти к делам более целомудренным, хотя и более печальным, – я целую неделю занимался тем, что пытался соблазнить милашку Диксона. Да ты его знаешь: у него божественные плечи.
– Что? – брезгливо поморщился Грэм. – Этот, с первого курса? Дылда с крашеными волосами? У него же мозгов нет.
– Ты так считаешь? – протянул Слейтер, описывая головой дугу, что могло быть истолковано и как согласие, и как отрицание, – Ну, не в мозгах счастье. Но эти плечи, боже мой! А талия, бедра! Его мозги меня не волнуют – зато от шеи и ниже ему нет равных.
– Совсем спятил, – отрезал Грэм.
– Беда вот в чем, – как ни в чем не бывало продолжал Слейтер, – то ли он не понимает, к чему я клоню, то ли не хочет понимать. К тому же возле него постоянно крутится этот противный Клод, его дружок… Сколько раз я этому типу говорил открытым текстом: ты урод, но до него не доходит. Вот у кого на самом деле мозгов нет. Я тут поинтересовался, как ему нравится Магритт[3], так он решил, что это телка с первого курса. Никак не удается оттереть его от Роджера. Я не переживу, если он гей. В том смысле, что он у Роджера был первым. Роджер сам по себе не так уж и глуп – это от его дружка распространяется зараза.
– Ха-ха, – сказал Грэм. Ему всегда было неловко выслушивать гомосексуалистские излияния Слейтера, хотя тот редко называл вещи своими именами, да и Грэма эти пристрастия никак не касались. Насколько он мог судить, за все время ему на глаза попался лишь один (как предполагалось – из многих) возлюбленный его приятеля.
– Сейчас я тебе кое-что расскажу, – внезапно оживился Слейтер, когда они переходили Джон-стрит. – У меня блестящая идея.
Грэм едва не заскрипел зубами:
– Какая же на этот раз? Создать очередную религию? Или огрести кучу денег? Или и то и другое?
– Идея литературная.
– «Пески любви». Знаю, слышал.
– А что, классный был сюжет. Нет, теперь никакой романтики. – Они остановились на углу Грейз-Инн-роуд в ожидании зеленого света. На другой стороне точно так же остановились у светофора двое панков; они показывали пальцами на Слейтера и покатывались со смеху. Грэм воздел глаза к небу и тяжело вздохнул.
– Так вот, представь, насколько позволит твое воображение, –
Рене Магритт (1896—1967) – бельгийский художник-сюрреалист.