Мартовские истории. Ольга Дмитриевна Макарова
ься за идею, как мысли оттолкнулись и понеслись сами собой, увлекаемые бурной фантазией: «Нам выпало жить среди собственных руин. Покинутые дома, заброшенные города – пустыми глазницами окон они кричат нам: "Власть человека над Природой – иллюзия!". Рано или поздно Она возьмет свое. Все наши комфортные жилища – дворцы или маленькие квартирки, все они станут ветхими пещерами, в которых замученные природой люди, чтобы согреться и приготовить пищу, будут сжигать в кострах мебель, картины и книги. Все наше наследие будет уничтожено за несколько месяцев: произведения искусства обесценятся, книги будут цениться не больше, чем дрова. Прежде чем обратить в ничто, природа жестоко унизит нас, чтобы отомстить: за свои истощенные недра, за загаженные моря и высохшие реки, за вырубленные леса, за отравленный воздух, за истребленных животных. Земля не будет долго терпеть: тысячелетия для нее, как секунды, иначе давно уже не стало бы паразитов-разрушителей, возомнивших себя Хозяевами планеты…». Статья почти готова, начало и конец есть, осталось втиснуть в середину размышления, близкие к тематике журнала: «Будет ли жить искусство после Апокалипсиса? Свежие граффити на стенах мертвых городов, говорят: «Да»! Но что если люди приезжают в эти оазисы смерти и создают «наскальную» живопись, повинуясь древним инстинктам – умилостивить жестоких богов стихии и разрушения, в надежде спастись? Останется ли надежда, когда весь наш мир будет лежать в руинах?» Работа на день, может на два. А Главного не будет неделю, значит, можно расслабиться.
Утром ее ждало разочарование. Она опоздала почти на три часа и при входе ее встретила, сочащаяся злобной радостью, ухмылка Лолиты Львовны. Мила поняла: «Главный вернулся, и старая коряга уже доложила о моем опоздании…».
Два года назад студентка Мила пришла в редакцию столичного журнала «Декаданс» и каким-то чудом уговорила начальника взять ее в штат. Все бы хорошо, но свободного угла не нашлось. И тогда уважаемая всеми Лолита Львовна, ведущая рубрики классического искусства, царственным кивком головы позволила поставить второй стол в ее кабинете. Они сидели в одной комнате, Мила угощала ее конфетами, Лолита иногда отламывала ей кусочек шоколада, с повышенным содержанием какао и пониженным содержанием сахара, и с видом богача, одаривающего бродягу, протягивала Миле. Девушка вежливо принимала – отказаться, значит обидеть, но есть боялась. А, вдруг, мускулы лица, как у Лолиты Львовны навсегда сведет гримасой отвращения?
Разногласия начались, когда Лолита решила, что уже достаточно прикормила птичку, и теперь можно воспарить над ней коршуном. Она лезла всегда и везде: придиралась к лексике, высмеивала формулировки и описания и, наконец, просто унижала за малейшие ошибки и опечатки. Девушка терпела довольно долго, она не хотела конфликтовать на работе, ведь в этом кабинете, рядом с этой старухой, она проводит большую часть своего дня. Но все обиды, что долго копятся внутри, рано или поздно вырываются наружу, рождая ураганы истерик и трехэтажных слов. И однажды, не дослушав очередное монотонное нравоучение, Мила выхватила у старухи статью, скатала листы в трубочку, и начала колотить по черному шиньону, который Лолита красным пластиковым бантом цепляла себе на макушку, чтобы прикрыть плешь. Та сначала даже растерялась и несколько секунд не двигалась, удивленно таращилась круглыми глазами на обидчицу, но потом вскочила и с несвойственной ей прытью понеслась в кабинет начальника, отсвечивая голой плешью. «Людмила, немедленно ко мне!»: через весь коридор пролетел тогда свирепый рык главного редактора.
Сегодня Главный приоткрыл дверь кабинета и гаркнул ей в спину: – Людмила, через десять минут зайди! – девушка даже вздрогнула от такого совпадения.
Она вошла в приемную, секретарши не было, дверь в кабинет была открыта. Павел Сергеевич читал и правил что-то своим красным фломастером, нависая массивным телом над черным столом, почти уткнувшись носом в широкую толстую столешницу. Мила три раза постучала по дверному косяку:
– Можно, Пал Сергеич? – Входи, – не отрываясь от чтения, бросил он.
Она села на стул у стены и стала нервно ждать. Вроде бы, она ничего такого не сделала, ну да опаздывает часто, но ведь работу сдает в срок. И темы сама себе находит, в отличие от других. Все равно в этой холодной комнате с огромным окном, наедине с этим странным угрюмым человеком, которого в редакции прозвали Полтергейст не только за созвучное имя – отчество, но и за «демонический» взгляд черных глаз; она чувствовала себя неуютно и неспокойно, хотя его власть над ней не была безграничной. Да он может уволить, да работа в «Декадансе» ей нравится, несмотря на конфликт со старой цербершей с красным бантиком. Сейчас трудно найти хоть какую-нибудь работу в периодике, а здесь она пишет о том, что ей интересно, работа спокойная, чистенькая, и ей хорошо платят. Хватает, чтобы снимать квартиру, неплохо жить и даже ежемесячно отгружать некую сумму на банковский депозит. «Интересно, откуда у журнала такая прибыль при таком маленьком тираже и минимуме рекламы?». Но ведь жизнь не кончается с потерей работы, да и ни к чему опасаться раньше времени. Почему же тогда ей так страшно здесь и сейчас?
Мила подняла глаза: пока она, глядя на серое пасмурное небо за окном,