За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году. Андрей Пржездомский
испещренные пометками Орлова, как тетрадь двоечника, – то я сказал, что ее исправлю!
– Что вы говорите! Ее исправить невозможно! Исправить можно только то, что есть, а то, чего нет… Все. Идите! – Андрей Петрович был возбужден до крайности. Он чувствовал: еще немного – и наговорит таких резкостей, которые Кузин может воспринять как оскорбление. Поэтому решил свернуть бесполезный разговор.
Кузин укоризненно посмотрел на Орлова и, ничего больше не сказав, вышел из кабинета. Очень странно, но крайнее раздражение Орлова стало постепенно сменяться чувством жалости к Кузину. Еще несколько минут назад он готов был бросить в лицо этому бездельнику самые обидные слова, а теперь в Андрее Петровиче вдруг возникло ощущение несправедливости, которую он допускает по отношению к Кузину. «Вот так всегда – как только я сталкиваюсь с наглостью, я почему-то робею. Он-то меня, своего начальника, не жалеет. С меня, как руководителя группы разработчиков, будет самый большой спрос! Он пользуется тем, что я доверил ему самостоятельно работать, не проверив, не убедившись, сможет ли он выполнить работу на должном уровне! А может быть, я предъявляю к нему завышенные требования?» – так размышлял Орлов еще некоторое время после того, как Кузин покинул его кабинет.
Уже вечером, перед окончанием рабочего дня, Кузин, робко постучав в дверь, зашел в кабинет Орлова.
– Андрей Петрович, можно с вами поговорить?
– А мы разве не наговорились сегодня? Ну ладно, слушаю.
– Андрей Петрович, я обещаю, что все исправлю. Но не указывайте этого в аттестации. Если будет плохая запись… Вы же знаете, я поступил в аспирантуру. Мне тогда не защититься.
– Какая «плохая запись»? Объективная, честная, соответствующая действительности!
Кузин опустил голову. Они оба помолчали.
– Товарищ капитан, очень прошу вас! Не ломайте мне судьбу!
– Ну Олег Юрьевич, дорогой, что я могу сделать? Это же не я, а вы за два с половиной месяца, вместо того, чтобы работать, подготовили настоящую халтуру! Что теперь мы, вернее, я, буду докладывать начальнику отдела? Спрос-то теперь с меня!
– Я все понимаю и готов исправить. Буду работать днем и ночью! Все сделаю!
Та страсть, с которой Кузин это произнес, задела Орлова за живое. Он посмотрел на календарь, висящей на стене напротив стола: до контрольного срока представления итоговых материалов оставалось пять дней. В голове у него появилась мысль, которую он сначала отогнал, а потом все больше и больше стал рассматривать как единственный выход из создавшегося положения. Он еще немного помолчал, смотря на сидящего с поникшей головой Кузина, потом, будто сделав над собой усилие, проговорил:
– Ладно, Кузин. Сейчас едем ко мне домой. Я думаю, за ночь успеем кое-что сделать.
Олег Юрьевич будто встрепенулся, посмотрел на Орлова. Было видно, что он не ожидал перемены в решении своего начальника и уже почти смирился с неблагоприятным для себя исходом. Лицо его оживилось. Он даже привстал со стула.
– Андрей Петрович, Андрей Петрович!