Спасти «Скифа». Андрей Кокотюха
Что это все может значить, Швабб?
У следователя возникло ощущение, что на допросе у шефа гестапо — он сам.
— Его наверняка подготовили и прислали в город.
— Верно. Сколько проверок выдержит такой аусвайс?
— Думаю, как раз этот документ надежнее пропуска. Иначе у парня не сдали бы нервы… или сдали бы раньше.
— Не согласен, — Хойке сделал еще одну вкусную затяжку. — Я допускаю, что как раз проверки документов в городе измотали. И бдительность фельджандармерии просто превысила предел его прочности. Аусвайс он привык показывать, пропуск, выписанный на краденом бланке, — нет. Кстати, будь на месте немецкого унтера полицейский из местных, всем удалось бы покинуть Харьков. Все местные — подонки, бездельники, пьяницы и взяточники. Служат нам не из-за любви к немецким ценностям и признания превосходства арийской расы над славянами, а только потому, что имеют зуб на большевиков. Но вернемся к нашим баранам, — третья затяжка. — При нем нашли небольшое количество дойчмарок. Вместе с аусвайсом на фальшивое имя это только подтверждает нашу, — слово «нашу» Хойке сознательно подчеркнул, — версию: этого бандита в город заслали и теперь, выполнив какую-то миссию, он выбирался обратно. Обопритесь на эти факты, Швабб, и скажите мне, кем он был.
— Связник, — последовал короткий ответ.
— Верно. Он пытался уйти в сторону, противоположную линии фронта. Лес, партизаны. Это — связной между здешним подпольем и партизанами. Вероятнее всего, он пришел из Кулешовского отряда. И в его расположение возвращался. Для этого бандит сознательно выбрал попутчиков, идущих в деревню на так называемые мены. Телегу и лошадь организовал известный спекулянт с Благовещенского базара, он как раз у городских властей на хорошем счету. Ну а вот это несчастье, — начальник гестапо легонько пнул старика, — вообще случайный человек. Он — составляющая группы, в которую связной собирался затесаться. Что удалось из него выбить?
— Научный сотрудник… Был научным сотрудником какого-то здешнего музея. До зимы этого года отсиживались с женой в деревне, у сестры. Когда мы оставили город, поспешил вернуться. А теперь вот не успел убраться. Жена болеет, решил взять какие-то ее вещи для обмена… Представляете, там, в телеге, нашли выходное платье с оборками. Довоенное…
— Ну вот, — Хойке подошел к столу, погасил окурок о дно металлической пепельницы. — Вы сами ответили на свой вопрос, моя помощь в этом вам даже не слишком понадобилась.
Следователь понимал, что недоговаривает начальник гестапо. А Хойке, в свою очередь, про себя закончил мысль, которую не имело смысла озвучивать.
Задержанный старик — непричем. По большому счету, было бы легче, если бы жандарм застрелил и его. Прежде всего — самому старику: смерть от пули избавляет его от пыток в гестапо, пыток совершенно бессмысленных, пыток только лишь ради пыток. Ведь уже с первых слов ясно — несчастный старик оказался не в том месте и не в то время. Теперь его больная жена не дождется не только