Нелепости бессердечного мира. Георгий Костин
того, чтобы тоже обрадоваться в ответ, опасливо подумал, что ему следует отнестись к ним настороженно, потому как никогда прежде ни с чем подобным не сталкивался… Хотел было даже отдернуть руку. Но водоросли прежде чем его ум осенила опасливая мысль, прочитали её и поспешили сами убрать в нем беспокойство. Расслабленно разжались и опали с его пальцев, будто кольца. А пока он оправлялся от новой волны изумления, они, отдавшись течению, распрямились. И снова как ни в чем не бывало завораживающе заколыхались на течении, растягиваясь и стягиваясь, будто плоские зеленые резинки…
Теперь Сережа проникся к ним безоглядным доверием. Даже с ухарской легкомысленностью предположил, что они, забавляясь с ним, приглашают его, будто игривые детишки – принять участие в их ребячьей забаве. В приливе радужного доброжелательства Сереже захотелось запустить в водоросли всю пятерню, и как густую шевелюру дружески потеребить их. Но, удержавшись от этого, как ему подумалось, легкомысленного порыва, решил отстраненно понаблюдать за ними с азартным любопытством увлеченного исследователя. И сразу заметил, что они, легко прочитав это намерение, дружно на него обиделись, словно и в самом деле были детьми. Как бы нарочито надули пухленькие губки и демонстративно от него отвернулись. Но явно дали ему почувствовать, что сделали так специально, чтобы спровоцировать в нем порывистое желание броситься к ним и играючи-таки их потискать.
Но он и теперь сумел сдержать себя. Но ведомый исследовательским азартом решился-таки опустить руку в воду и потрогал водоросли. Однако они теперь почему-то на его прикосновение не отреагировали. В задумчивости покусывая губы, Сережа подумал, что их необыкновенное поведение ему привиделось, потому как у него от перегрева на полуденном солнце что-то случилось с психикой. А когда невольно рассредоточил взгляд, намереваясь оторвать его от воды, вдруг под колышущимися водорослями обнаружил на дне ручья россыпь каких-то блестящих камешков. Которые ярко сверкали, когда на них попадали солнечные лучи, лихо пробивающихся через толщу прозрачной воды. И совсем не походили на донную гальку или на осколки битого бутылочного стекла. Потому что имели выраженную ограненную форму, ничуть не были загрязнены илом и не тронуты зелеными пятнами микроскопичных водорослей. Предположив, что и эти камешки ему грезятся, Сережа, чтобы проверить это, вновь опустил ладонь в ручьевую воду. Нащупал первый попавшийся ему в пальцы донный камешек и определил, что он действительно настоящий, и что это действительно не галька, и не осколок битого стекла. А когда поднес его к глазам, чтобы разглядеть внимательнее, непроизвольно зажмурился от ударившего в зрачки пучка солнечных лучей, отраженных игривым камешком. Повертев его в пальцах вслепую, убедился, что огранен он чуть ли не идеально. А поскольку так ограниться под воздействием случайной природной стихии невозможно в принципе, предположил, что камешек огранен рукотворно. И сразу задался вопросом: каким же образом