Сборник рассказов о Великой Отечественной войне. 75-летию Великой Победы посвящается!. Дмитрий Богин
чтобы нас не застали лежащими в палатке в одиннадцать утра. Но оказалось, Шмелев так пошутил, поэтому мы заползли обратно, улеглись и громко потребовали чаю. В конце концов, мы его получили. Но едва позавтракали, как Шмелев, понесший кружки обратно, вновь закричал:
– Ну придется вам опять вылезать! Живей! Едут полковник Васильев вместе с нашим ротным. Пошевеливайтесь, тупые свиньи, на сей раз – это правда.
Номы лишь рассмеялись, а ефрейтор Поляков в ответ крикнул, что, если он нужен полковнику, пусть Шмелев скажет, что его сегодня нет дома, и для пущей убедительности громогласно испортил воздух. Старшина Линев последовал его примеру.
– А ну вылезайте все! Хорошенькое дело! – Раздался голос снаружи, и принадлежал он полковнику.
Мы тут же высыпали из палатки. Вытянулись в струнку перед двумя офицерами, стоявшими у ямы с броневиками, одетые отнюдь не по-уставному. Полковник Васильев яростно сверкал на нас глазами. Его лицо было непроницаемым. Выглядели мы персонажами с юмористической картинки: на старшине были грязные кальсоны и нательная рубаха. Форменные галифе ефрейтора были заправлены в портянки, на шее было повязано полотенце. Нательная рубашка рыжего сержанта Федорова свисала поверх галифе, голову венчал танкистский шлем, одетый почему-то задом на перед.
– Ты командир этого танка? – заорал полковник на Линева.
– Так точно, товарищ полковник!
– Ну и о чем думаешь, черт возьми? Должен я получить рапорт?
Старшина подбежал к машине полковника, стукнул пятками друг о друга и на уставной манер прокричал в безмолвную степь:
– Товарищ полковник! Старшина Линев, командир танка номер восемнадцать третьего отделения докладывает, что ничего особенного не произошло.
Васильев побагровел.
– По-твоему, ничего. А, по-моему…
И мы получили хорошую взбучку. Потом ротный Артемьев вернулся один.
– Вы самые жуткие разгильдяи во всей Красной армии, – сказал он, покачивая головой, – могли бы уж в первый день выставить часового. Должны были понимать, что полковник приедет с проверкой. Объявляю всем по трое суток гаупвахты: отсидите, когда вас сменят. Яма ваша мала. Ее нужно удлинить сзади на десять метров. И могу заверить, что мы с полковником опять приедем вечером, так что имеет смысл начать сразу.
Когда он уехал, мы долгое время сидели в молчании. Рыть еще одну яму? Ни за что. Но как тогда быть?
Идею подал Шмелев.
– Дорогие детки, – неожиданно заговорил он. – Благодарите Бога, что среди вас есть умный человек, способный помочь вам, когда нужно шевелить мозгами. Надо взять нашу железную машинку, съездить в ближайшую деревню, любезно поздороваться с местными жителями и пригласить покататься. А в качестве вклада в празднество попросим их взять лопаты.
Мы с грохотом въехали в окутанную воскресной тишиной деревню, быстро нашли больше добровольцев, чем было нужно, и, взяв с собой почти сорок мужчин и женщин, покатили обратно. Крестьяне были такими веселыми и беззаботными, радовались жизни и всему, что происходило