Жутко близко. Дарья Веселкина
слово-паразит. Он его вставлял везде и всюду, особенно когда нервничал. – Ого, быстро ты. Я еще сама не успела ничего понять. Игрек неопределенно махнул рукой куда-то вверх. – Сейчас все быстро. Особенно, если дело касается публикаций в Россоцсети. Насть, я тебя прошу: не надо никаких митингов. Митинг, так сказать, никто не разрешит. И выступать на нем нельзя. Особенно тебе. Ты главный врач больницы. – Он понизил голос. – Кучеров, так сказать, в бешенстве. Написал писем в Уральск – штук десять. Звонил мне, орал как недорезанный. Так, мол, и так, в тревожный для нашего Отечества момент… Ну, все как полагается. – Я за последние сорок лет не помню ни одного момента, чтобы он не был тревожным для нашего Отечества, – сказала я. – Вот и я не помню, – серьезно кивнул Игрек. – Даже не понимаю, так сказать, как это мы протянули так долго?
Было непонятно, шутит он или нет. – Слушай, – сказала я, – чего ты от меня хочешь? Я всю свою жизнь проработала в этой больнице. Ты еще мальчишкой был, когда я сюда после института приехала. Я эту больницу им не отдам. Ты разве не понимаешь? Город и так умирает. Больница закроется – отсюда последние разъедутся. Пройдет лет десять – и не будет Рублевска. Будет город-призрак. Тебе не жалко? Ты же родился тут, Игрек. – Не драматизируй, – насупился он. – И пойми, что я, так сказать, на службе. Если я буду рассуждать о том, что правильно, а что неправильно, то начальник полиции из меня будет хреновый… – И полковничьи погоны тебе не получить. Его щеки тут же вспыхнули красным. Физиология – смешная штука. – Знаешь, да. И погоны бы, так сказать, не помешали. Я тоже уже не пацан, пенсия впереди. И мне тут бузотерство с митингом – ну на хрен не нужно. – Он помолчал, а потом сказал уже более миролюбиво: – Насть, ну я тебя прошу… Был бы жив Олег, он бы тебя отговорил. – Знаешь что, допивай свой чай и убирайся отсюда, – прикрикнула я. – Олег этот город любил. И он бы не позволил какому-то холеному хлыщу устраивать тут свои порядки. Допивать чай Игрек не стал. Просто молча встал, собрался, а уже в дверях сказал мне: – Настя, ты пойми… Времена сейчас такие. Не надо этого всего. Я тебя прошу. И, так сказать, предупреждаю. Как друга. – Иди давай, – сказала я и с силой захлопнула дверь.
Митинг, конечно, никто не разрешил. Наоборот, Кучеров распространил заявление о запрете проведения любых общественных акций. Мой ролик в Россоцсети, где обсуждали акцию, заблокировали. Но в субботу горожане просто взяли и пришли к больничному крыльцу. Я услышала шум под окном и спустилась к ним из своего кабинета на третьем этаже. На улице стояли человек двести. Для двадцатитысячного города не так уж и мало, подумала я. Но и немного. В сущности, большинству наплевать на то, что происходит. Закроют больницу так закроют. Школу закроют? Тоже проживут как-нибудь. Может быть, только если перестанет работать магазин с пивом и дешевым вином, или выключится Сувернет с их любимыми играми и сериалами, рублевцы хоть немного проснутся. Но, думаю, этого как раз не случится.