Притаившаяся смерть Москвы. Виталий Матвеевич Конеев
те, кто встречался на мосту, не ощущали высоту. И шли навстречу друг другу, как по ровной дороге.
Министр остановил машину и услышал далёкий рёв двигателя во второй башне. Он усмехнулся. Этот человек всегда опаздывал на встречу, ровно на минуту. Вскоре он появился на этаже. Мигнул трижды фарами машины и подъехал к пролому. Опустил стекло и, не двигаясь с кресла, окликнул министра:
– Это вы, Мефодий Петрович?
Министр с трудом удержал себя, чтобы на лице не появилась гримаса досады и раздражения, подумал: «Ну, зачем эта игра?..хотя, конечно, всё понятно».
Он бодро, так же, не двигаясь в кресле, ответил:
– Да, это я. Здравствуйте, Савелий Кузьмич.
Савелий Кузьмич выдернул с заднего кресла один за другим два чемодана. Они были необычными, очень крупными. Да и взятка была крупной.
Савелий Кузьмич шёл к мосту медленно, и министр нарочно выдержал несколько секунд, наблюдая за ним сквозь лобовое стекло машины, тихо, сквозь зубы, цедя:
– Ну, зачем этот концерт? А, вероятно, у него есть пунктик, которым могли бы заинтересоваться психиатры, если бы он…Но ведь я тоже игрок. А кто не играет в этой жизни, тот прочно сидит в заднице».
Он опомнился и стремительно покинул салон, быстрым шагом направился к мосту, притопывая подошвами туфель, по-военному.
На лице Савелия Кузьмича был грим: усы, бородка, кустистые брови и горбинка на носу.
Министр и Савелий Кузьмич сходились на мосту так, чтобы остановиться в середине его. Савелий Кузьмич скупо улыбался министру, и когда взошёл на мост, тихо заговорил, но его негромкий голос разносился эхом по всем этажам:
– Мефодий Петрович, здесь не только бабки. Здесь папка, секретная, с чертежами того места…Код…нынешний год, а на папке – обратный. Но об этом мы поговорим во втором месте, в обычный час.
Мефодий Петрович принуждённо растянул губы, изображая добрую улыбку, хотя в душе вновь появилась досада и мысли: «Ну, конечно, где он вновь будет играть Савелия Кузьмича…Ох, как мне хочется сказать…»
– Савелий Кузьмич, я сделаю так, как вы предложили. Место и время я хорошо помню. Давайте чемоданы.
Они сделали последние шаги друг к другу, и Савелий Кузьмич уже чуть выдвинул тяжёлые чемоданы – «мыльницы» вперёд, а Мефодий Петрович протянул к ним руки, как вдруг где-то рядом раздался резкий, как выстрел, крик:
– Стойте на месте! Это взятка!
Савелий Кузьмич уже разжал пальцы, а министр сжимал свои пальцы на ручках «мыльниц», но в момент крика отдёрнул руки назад. И чемоданы исчезли в тёмном провале. Через две-три секунды внизу прозвучал треск материи, как если бы её разорвали тяжёлые чемоданы. Из двух комнат по обе стороны от провала выскочили полицейские, заломили руки Савелию Кузьмичу и Мефодию Петровичу, сковали их наручниками. И когда полицейские прижали обоих лицами к мосту, Мефодий Петрович, очень тихо, едва-едва слышно успел шепнуть Савелию Кузьмичу:
– Скажите…скажите..
Савелий