Из дневников. Дмитрий Фурманов
опостылел. А все-таки веру чужую не трожь, она тебе не мешает. Верно ли, товарищи, говорю?
– Верно, верно, – гремело в ответ.
– Ты вот тащишь из чужого дому, а ведь это и без того все твое, раз окончится война – куда же оно все пойдет, как не тебе? Все тебе. Отняли у буржуя сто коров – сотне крестьян отдадим по корове, отняли одежу – и одежу разделим, верно ли говорю?
– Верно, верно…
Лица у всех оживленные. Он сумел зацепить за душу и теперь душу этой массы держал в своих руках.
– Не тащи, – продолжал он, останавливаясь и запинаясь иногда, не находя, что сказать дальше, – не тащи, а собери все в кучу и отдай своему командиру. Он продаст, а деньги положит в полковую кассу. Все будем продавать, а деньги складывать в ету кассу. А когда тебя ранят – вот тебе из етой кассы сто рублей, убьют тебя – раз по сто рублей всей твоей семье. Вот как, а не так. Верно ли, товарищи? (Взрыв одобрительных, восторженных криков.)
Я ему после заметил, что эта мера – продажа всего чужого захваченного имущества в пользу полка – мера сомнительного достоинства, что имущество переходит совнархозу.
– Мы, – говорит, – только мелочь, а крупное не тронем, да потом ведь эта касса все равно потом перейдет всему государству.
Он на митингах резок и прям, но совсем нельзя сказать, чтоб он плыл по течению и потакал массе. Насколько он быстр в решениях, настолько же тверд и в проведении этих решений. Свое дело знает, в себя верит крепко, в чужих советах не нуждается и делает все самостоятельно. Работник он неутомимый. Голова не знает иных забот, кроме своего дела. Оно его поглощает всецело. В ночь моего отъезда, например, он сидел до шести часов утра и все разрабатывал план переброски полков на Шильную Балку, писал приказы, говорил по прямому проводу с центром, а меня будил через каждый час, чтобы подписать тот или иной приказ. Работник, повторяю, неутомимый. Инициативы в нем много. Ум у него простой и ясный, схватывает все быстро и схватывает за самую сердцевину. В нем все простонародно и грубо, но и все понятно. Лукавства нет, за лукавство можно и по ошибке принять требуемую иногда обстоятельствами осторожность. Словом, парень молодец. Натура самобытная, могучая и красивая.
Чапаев
22 марта
Его личность поглотила мое внимание. Я все время к нему присматриваюсь, слушаю внимательно, что и как он говорит, что и как делает. Мне хочется понять его до дна и окончательно. Во время пути мы были все время вместе, ехали неразлучно в одной повозке и наговорились досыта. Я говорю о поездке из Алгая в Самару на лошадях. Путь грандиозный, свыше четырехсот верст. Мы были в пути четыре дня: выехали семнадцатого в час дня, приехали двадцать первого в три часа дня.
Чапая всюду крестьяне встречали восторженно: в Совете лишь только узнавали, что приехал Чапай, – начинали говорить шепотом, один другому передавал, что приехал Чапай, и молва живо перебрасывалась на улицу. Стекался народ посмотреть на героя, и скоро Совет сплошь набивался зрителями. А когда уезжали, у ворот тоже стояли