Любимый мотив Мендельсона. Татьяна Веденская
сей банкет. И будут вертеться винтики и шестеренки нашей жизнедеятельности, если каждый в силу природной склонности заляжет на диван. Кстати, у меня был один такой знакомый. Вернее, однокурсник. И ему такое отношение к своим генам не принесло ничего хорошего. По природной склонности Захаров стремился сохранять горизонтальную позу любой ценой. А в институт он пошел, чтобы не пойти еще дальше, в стройные и мужественные ряды нищающей Российской армии. Однако процесс познания глубин музейного дела шел у Витечки крайне вяло, главным образом потому, что он старался покидать диван только в особых случаях. Например, во время сессии. Или когда звонят из деканата с угрозой отчисления. Такого рода звонки Витя называл бесчеловечной прессовкой. Бандитские разборки уже косили то тут то там крепких парней с недобрыми улыбками и кастетами. Так что неформальный сленг долетал до всех вместе с брызгами их незаконной крови. До нас, соответственно, тоже. Так вот, после упомянутой прессовки Витек с выражением христианской муки на лице поднимал себя с дивана и, натянув трясущимися от возмущения руками свитерок, отправлялся во дворец знаний.
– А вы кто? – смотрели на него преподаватели, понимая, что это бледное патлатое существо, больше похожее на вампира, видят впервые.
– Студент Захаров. Явился для сдачи экзамена по истории искусства Средних веков. – Тоном героя, явившегося совершать подвиг, рапортовал студент.
– Да? А почему вы лекции не посещали? – всматривались в его фамилию на зачетке преподы.
– Болел, – скорбно заверял их Витя. И его внешний вид вполне подтверждал это заявление.
– А чем, позвольте вас спросить? – упирались особо въедливые, коих было немного.
– Это наследственное, – пространно пояснял Захаров и умоляюще смотрел на зачетку.
Такие методы обучения канали достаточно долго, целых три курса. Это объяснялось общей жалостью российского народа, который не находит в себе сил требовать еще и каких-то знаний от человека, выглядящего столь плохо, а также и тем фактом, что мы, его однокурсники, периодически отмечали его в ведомостях как присутствующего. Зачем? А затем, что Витин пресловутый диван, на котором он возлежал не хуже Обломова, располагался в отдельной однокомнатной квартире неподалеку от метро «Новослободская». И как вы думаете, где мы вели ту самую студенческую жизнь, которая, как известно, самое прекрасное время в жизни? Где мы духовно сближались друг с другом, где при свечах читали Толстого? Стоп. Этого мы как раз не делали никогда. Вино пили, да. Бывало. И друг с другом сильно сближались, это тоже. Хотя лично я сильно сближаться не торопилась, опасаясь разрушить нежные и трепетные отношения с Андреем. Приходилось обходиться только философскими беседами. Но в любом случае присутствие Витька в качестве студента нашей группы было наиважнейшей задачей для каждого из нас. Его «зачет» был делом чуть ли не более нужным, чем свой собственный. Однако к концу третьего курса мы коснулись предмета археология, который преподавал довольно пожилой, но еще крепкий археолог, повидавший, что называется, виды.
– А что же это господин