Поцелуев мост. Галина Врублевская
встала со скамейки и, сделав пару шагов, вновь опустилась, теперь уже на тюфяк у окошка. Задумчиво потягивая терпкий напиток, она пыталась вникнуть в мои фантазии:
– А мне вы какую отводите роль?
Рената ожидала моего ответа, небрежно развалясь на тюфячке. Лишь голова ее, опирающаяся на локоть, была в приподнятом положении. Волна длинных рыжеватых волос свесилась на лицо. Рената, безусловно, старше Гальчика, и в поведении угадывался эпатаж. Она чувствовала себя слишком свободной личностью, чтобы подчиняться мещанским правилам. Хотела шокировать богатенькую недалекую даму, какой поначалу посчитала меня. Но я не собиралась ей подыгрывать.
Предполагаемые роли в нашем фонде мы с Гальчиком расписали еще в Лондоне, когда после многодневных обсуждений решили создать в Петербурге галерею. Гальчик брала на себя организационные вопросы, связи с общественностью, с ее-то неподражаемым умением легко сходиться с людьми. Как быстро она увлекла нашей затеей Игоря! Учитывая, что бизнесмены денег на ветер не бросают. Я же могла выполнять только конкретную работу – выдавать книги, оформлять выставки или вести детский кружок. Я понимала, моего художественного кругозора недостаточно, чтобы наш салон был на уровне. Хотя я несколько лет занималась любительской живописью, я не стала Художником. Чтобы называться им, мало освоить технику рисунка или смешивания красок. Надо родиться Художником и видеть мир так, как видят его художественно одаренные люди. Так что нам требовался классный консультант – куратор выставок! Хотелось заполучить художника, способного выхватывать реальные картинки жизни и вставлять их в рамку художественного замысла. Инсталляция из склеенных осколков фарфора и надкушенного яблока заставляла задуматься, отсылала к библейским мотивам.
Для меня желание художников вычленить из жизни реальные кусочки и включить их в художественное произведение – не прихоть, не следование моде. Это способ и моего существования. С тех пор как писательница отобразила мою историю в своем романе, мои беды словно отделились от меня и обесцветились. Моя любовь к Игорю, перенесенная автором на бумагу, стала отвлеченной и безболезненной. Зато роман писательницы наполнился живой тканью. В изобразительном искусстве, даже абстрактном, тоже всегда просвечивает чья-то жизнь. Если рваный ботинок становится артобъектом, предметом пристального внимания, за ним угадывается жизнь какого-то горемыки. Или своя собственная.
Все эти рассуждения я оставила при себе. Выступать с пафосом перед Ренатой, с насмешкой принимающей нас, профанов, да еще учитывая ее не вполне трезвое состояние, мне не хотелось. Я ответила шутливо:
– Ваша роль особая. Нам нужен проводник в мир духов, как водится у шаманов и африканских заклинателей.
– Я попробую, – серьезно произнесла Рената, выпрямившись. – А чтобы вызывать духов, не помешает глоток огненной воды.
Она вновь налила себе вина и выпила. Поскольку мы с Гальчиком оставались трезвыми, то рвение Ренаты заметили. Глядя, как лихо девушка расправляется с вином, я засомневалась,