Тот, кто стоит за плечом. Олег Рой
вышли из школьных ворот, по улице шли плечом к плечу. И молчали. «Надо бы завести какой-то разговор», – судорожно думала Лиля. Однако подходящих тем что-то не находилось.
– Я тут знаешь как прокололась? Смех, да и только, – начала Варламова. – Знаешь такую поэтессу – Марину Цветаеву?
– Слышал, – неопределенно отвечал Санек.
– Так вот, в прошлую субботу поехала в гости к маминой двоюродной сестре, моей, значит, двоюродной тетке. Они, в отличие от нас, уже давно в Москве живут. Тетина бабушка, получается, моя прабабушка, болеет, скучает и все время требует, чтоб приходили гости. Все московские родные-знакомые у нее перебывали. Вот пришел и мой черед.
Приехала я. Прабабка к моему приходу встала с постели, расчесала свои лохмы, достала банки с позапрошлогодним вареньем. Я пришла, она стала задавать всякие вопросы глупые: как учусь, с кем встречаюсь и все такое. Еле-еле отсидела я у них два часа, стала собираться домой. Прабабка велела отвезти маме пять банок своего варенья. Дали мне новенькую клетчатую сумочку с блестящим таким замочком. И тут я заметила у них в книжном шкафу том Цветаевой. А мне в дороге как раз заняться нечем. «Можно возьму почитать?» – спрашиваю. Отвечают: «Бери». Я взяла, положила в сумку. А ехать от них к нам удобнее на электричке. Вошла я в вагон, достала Цветаеву, а сумку положила на багажную полку над окном. Открыла книгу наугад, стала читать. Читала-читала – и зачиталась: смотрю, станция Каланчевская. А я понятия даже не имею, где это… Закрыла книгу, прижала к груди и бегом из вагона. Сошла уже с платформы, тут только опомнилась: а где же сумка? Так она и уехала. Представляешь себе?
– Что, очень стихи хорошие?
– Не то слово!
– О любви, наверное? – вежливо спросил он.
– Ну, и о любви тоже… Но скорее о жизни. Знаешь, у Цветаевой такая интересная судьба! Она была профессорской дочкой, из хорошей семьи, как тогда говорили… И ей было совсем немного лет – может, шестнадцать, – когда она стала писать цикл стихов «Бессонница». Ты не бойся, я наизусть читать не стану. Хотя и могла бы, если бы ты согласился послушать… Так вот. Пишет она о том, как ночью выходит из дому и бродит по Москве. Я тебе одну-единственную строчку скажу. Я прочла – и будто захлебнулась: «Ночного листика во рту вкус…» А? Как тебе?
Он пожал плечами, не уловив в этих словах ничего особенного. Сашка вообще поэзии не любил, не понимал ее прелести.
Но Лилю, похоже, даже не интересовало его мнение, так она была увлечена:
– Нет, ты представь себе! И я, и ты наверняка, и все, когда маленькими были, жевали листья. Все дети так делают! Но, разумеется, подрастают и забывают об этом. А тут она идет ночью по улице одна, срывает листик и медленно, задумчиво его жует. Наверное, после дождя. И чувствует его вкус. Ну скажи, ты можешь себе представить этот вкус?
– Ну, могу, наверное, – гудел в ответ Санек.
– А ты можешь представить себе такую картину: вот по улицам города, глубокой ночью, идет одна-одинешенька гимназистка, совсем девчонка, профессорская дочка… Идет, посматривает в окна:
Вот