Навия. Западня. Елена Булганова
удачу – а что еще оставалось? Правая нога вроде как встала на твердое, зато левая провалилась по середину икры в болотную жижу. Это не стало бы проблемой, будь на нем сапоги, но сейчас кроссовка немедленно отяжелела, казалось, цепкие лапы трясины намертво впились в нее и потянули вниз.
Чертыхаясь, парень присел на корточки, дотянулся до ступни и попытался распутать шнурки, руками не удалось, пришлось снова пускать в дело нож. На этот раз он был не слишком аккуратен и ухитрился исколоть себе в нескольких местах ногу, прежде чем ее освободил. А потом уже почти бегом пересек заболоченный участок и рухнул боком в осоку, зацепившись о корень на последнем шаге. Подтянул ступню, потерявшую даже носок, внимательно осмотрел.
Самый глубокий порез около большого пальца не кровоточил, поскольку был залеплен грязью. Саша с досадой подумал о том, что почти все лето носил запасную пару обуви в рюкзаке, всего неделю назад выложил. Потом принялся мастерить из куртки и запасенной веревки временную обувку, заодно прикидывая, как бы не попасть в таком виде на глаза соседям, не поймут. В целях конспирации придется сперва выйти к заброшенной железной дороге, это еще лишние минут десять. Значит, никаких передышек по пути.
До дома он добрался за час, пробежал по улочке, к счастью, никем не замеченный, и нырнул за красные кованые ворота. На пороге избавился от лохмотьев куртки и от второй кроссовки, чтобы не заляпать пол, сунул все под крыльцо. И босиком прошлепал в дом. В прихожей прислушался: родители уже встали и обитали на кухне, сладко пахло сырниками, гудел, закипая, чайник. Но первым делом Дятлов взобрался на цыпочках по деревянной лестнице на второй этаж и сразу полез под душ.
Промытая рана начала кровоточить, потом перестала. Саша намыливался раз пять, зная, как навязчив запах болота и псины. Правда, от горячей воды стало дергать поврежденную зубами руку, четче проступили отметины, хорошо хоть их можно скрыть под рукавом школьного пиджака.
Он вылез из ванной и только тогда проверил время – раньше все равно не имело смысла. Убедился, что еще успевает, но только если вылетит из дома через десять минут. В темпе застелил постель, стараясь не потревожить крепко дрыхнувших на его подушке кота Фарша и кошку Пульку. Фарш, правда, глаза все же открыл, Дятлов тут же сунул ему на инспекцию руку, потом голову:
– Нюхни, брат. Шипеть не тянет?
Фарш понюхал и снова закрыл глаза, видно, собачатиной больше не пахло. И Саша помчался вниз.
Отец сидел, навалившись грудью на кухонный стол, медленно жевал сырник, а взгляд его был неотрывно устремлен на противоположную стену, отделанную светлыми деревянными брусками, как будто там разворачивалось только ему доступное кино. Оплывшее лицо отца то кривилось презрительно, то растягивалось в угрожающей ухмылке, губы шевелились. Он давно уже вел неведомо с кем этот беззвучный диалог… На сына лишь покосился мельком, – нет ли на лице новых повреждений, – не нашел и отвернулся со скучающим видом. Зато стоявшая у плиты мать так и впилась тревожными