Город стекла. Кассандра Клэр
устало закончил Джейс, словно объяснения выпили из него силы. – Возвращайся.
Планы тут же пошли прахом. Надежды отыскать Фелла, спасти мать, вернуть Люка – все испарилось в один момент. Утратило ценность, слова не шли на ум. Клэри развернулась к выходу; Алек и Изабель посторонились, давая пройти, – оба старательно отводили взгляд. Ей бы чувствовать себя униженной, разозлиться, а вместо этого внутри образовалась мертвая пустота.
В дверях Клэри обернулась. Брат смотрел ей вслед, но лица было не разглядеть: солнце светило Джейсу в спину, и Клэри видела, как сверкают его светлые волосы, словно присыпанные стеклянным крошевом.
– Когда ты признался, что Валентин твой отец, я не поверила. Не считала себя правой, нет, просто ты не был похож на него. Совсем. Как я ошиблась! Ты вылитый отец.
Выйдя из комнаты, Клэри закрыла за собой дверь.
– Меня будут морить голодом, – признался Саймон.
Он лежал на холодном каменном полу камеры и смотрел сквозь зарешеченное окошко на небо. Когда Саймон только-только стал вампиром, он думал, что больше не увидит дневного неба и солнца, и словно одержимый лишь о них и думал. Лежал в темноте, прогоняя в памяти все оттенки синего: от бледно-голубого с утра до ярко-синего в полдень и цвета кобальта в предвечерние сумерки. Теперь Саймон размышлял, не дарована ли способность пребывать на свету лишь затем, чтобы он вот так провел остаток жизни, пялясь на крохотный кусочек синевы?
– Вы меня слышали? – чуть громче позвал он соседа. – Инквизитор собирается уморить меня голодом. Оставит без крови.
Послышался шорох, затем вздох.
– Слышу я тебя, слышу, – ответил Сэмюель. – Чего же ты от меня хочешь? – Помолчав, опальный нефилим добавил: – Ладно, сочувствую, светолюб, если тебе от этого легче.
– Не особенно, – произнес Саймон и перекатился на живот. Камни уперлись в ребра. – Инквизитор хочет, чтобы я солгал под присягой, будто Лайтвуды в сговоре с Валентином. Тогда меня вернут домой. Впрочем, забудьте. Сам не знаю, зачем все это рассказываю. Вы, наверное, понятия не имеете, о чем я.
Сэмюель издал звук – нечто среднее между смешком и кашлем.
– Вообще-то имею. Я знавал Лайтвудов, мы вместе состояли в Круге. Лайтвуды, Вэйланды, Пэнгборны, Эрондейлы, Пенхоллоу – все родовитые семьи в него входили.
– И Ходж Старквезер? – Саймон вспомнил учителя Лайтвудов. – Он тоже состоял в Круге?
– Он происходит не из столь почтенной семьи. Молодой Ходж подавал надежды и не сумел оправдать их. – Сэмюель помолчал. – Элдертри с самого начала невзлюбил Лайтвудов, с детства. Он не был богат, привлекателен, да и они не питали к нему теплых чувств. Сомневаюсь, что Элдертри забыл детские обиды.
– О каком богатстве вы говорите? Я думал, все Охотники на зарплате у Конклава, как… при коммунизме, что ли?
– По идее, Охотники получают равное жалованье. Есть, впрочем, те, кто занимает положение повыше и ответственности несет больше. Скажем, Институтом заведует. Таким платят щедрее. Остаются еще те, кто зарабатывает деньги на стороне,