Мадлен. Юлия Негина
к какому тоталитаризму все скатывается, у меня буквально земля уходит из-под ног.
Я, видимо, не смог удержаться от того, чтобы скользнуть взглядом по собственным, беспомощно свисающим с табуретки ногам, и тем пробудил в ней ту самую прустовскую ассоциативную память:
– Ах, да, у меня же есть для тебя подарок! – заявила она и протянула мне золотистый сверток, перетянутый красной ленточкой, – С новым годом!
Я пошуршал и извлек оттуда пару синих шерстяных носков с имбирными человечками.
– Не-не-не ожидал, спасибо.
– Будешь носить?
– Конечно.
– Я себе тоже такие купила. Есть в имбирных человечках что-то революционное, и это мне нравится.
Я понимал все оттенки Тамариного настроения уже по тому, как она обращается с посудой. Сегодня она особенно гремела чашками. Страшно тянуло до нее дотронуться, но я не смел, все во рту пересыхало и пульсировали виски.
– У т-т-т-тебя кровь, – я испугался, когда у нее из носа упало три крупных капли прямо в чашку с чаем.
– Черт, опять! – Тамара схватила кухонное полотенце и побежала к раковине, – у тебя есть лед в морозилке? И вата? И перекись?
В итоге после десятиминутной суеты в ванной, она с турундочкой в левой ноздре полулежала на моей кровати и прикладывала то к переносице, то к затылку пакетик со льдом.
– Сейчас остановится, у меня бывает такое, – это она меня успокаивала, чувствовала себя виноватой, не догадывалась, что я счастлив, как идиот от того, что она лежит на моей кровати, а сижу рядом. Я мечтал, чтобы у нее кровь шла подольше, хотя это жутко эгоистично.
– У меня недавно началось кровотечение прямо в душе, да еще электричество вырубили, представляешь, как назло, именно в тот момент, когда я намыливалась. И вот я в замкнутом пространстве, в темноте, вся в пене и в крови – весело, да? Но я теперь знаю, что делать: аскорутин, аминокапроновая кислота… Это уже хорошо заученный алгоритм, а не чрезвычайные меры на фоне паники, как это было вначале.
– А д-давно у тебя к-кровотечения?
– Недавно. Раньше никогда такого не было.
– А ты?
– Что я?
– Ты всегда был… ну, я имею в виду…
Она кивала на мои ноги.
– Па-па-па-парализован?
– Да.
– Нет, не всегда.
Ей было трудно разговаривать, рот заполнялся кровью и приходилось сплевывать. Потом она посмотрела на меня очень внимательно, я даже подумал, что она никогда не смотрела на меня так долго, не отворачиваясь. Обычно же все через некоторое время отводят взгляд – не принято глазеть на инвалида. А сейчас она взгляд не отрывала, словно увидела меня впервые, как будто все время, что мы знакомы, она просто пробегала мимо и бросала «привет!» на ходу, а тут остановилась.
– Расскажи про свое детство, – попросила она.
– Я не помню, –