Боль свободы. На остриях двух лезвий. Жесуй Бесдеполь
однажды упали. Хотя их количество все же настораживает. Не видно, чтобы сверху сыпались ветки, тихо и спокойно, но на земле абсолютно ни где через обломки не пробивается и самой жалкой травинки, нигде, куда может дотянуться взгляд. Лишь бы не какой-нибудь инопланетный монстр, живущий на ветвях и заваливший всю округу этими обломками, поджидал в засаде.
Да и рыться в гниющем на земле дереве хочется не слишком. Опять же, трудно представить, какая гадина может тебя укусить. Так что рука начинает очень осторожно, берясь за края обломков, разгребать завалы, ища подходящие для шины ветви.
Пугает и одновременно удивляет то, что никак не удается добраться до земли. Неудобно разгребать обломки, и стоит лишь немного углубиться, как края неизбежно стараются провалиться в небольшую яму. Впрочем, копать здесь и не хочется, и нужды нет, и даже наоборот, если придется спиной вперед пробираться еще дальше, то уж лучше ползти по ветвям, хоть и неудобно, чем пробираться по земле, которую еще нужно раскопать.
Вдруг попадается под руку тяжелая коряга. Дернув, не удается тут же вырвать ее из завалов. Да и рука жутко болит, разворачиваться не хочется, чтобы не тревожить ногу, а вытащить палку одной рукой не выходит.
Приходится искать опору. В другой стороне, как раз чуть левее правой ноги, отыскивается еще одна здоровая палка, толстая и неуклюжая. Стоит ее пнуть, и можно не сомневаться – коряга сидит крепко. Зацепившись за нее стопой правой ноги, стараясь не шевелить сломанной левой, приходится обеими руками взяться за торчащую сбоку позади ветку, и начать тащить.
Левую руку опять начинает жечь от свежей раны, но приходится терпеть. Коряга не поддается сразу, плотно засев в куче наваленных веток, но затем начинает идти, поднимая завалы, упрямится, застревает, а затем рывком выскакивает, заставив повалиться на бок, задеть сломанную ногу и скрючиться от боли.
В этот раз все еще хуже. Сознание меркнет и проваливается в черноту на несколько мгновений, а впрочем, не успевает туман застелить глаза, не успевают зрачки спрятаться в темноту под веками, как острая боль тут же заставляет вновь открыть глаза.
Кость опять вышла. Только на этот раз стопа повернулась в сторону, не сильно, лишь немного, отчего даже может показаться, что так и должно быть. Только складки на комбинезоне, плотно облегающим кожу, дают понять, что дело плохо.
Сердце опять колотит, ладони хватаются за бедро, словно это может хоть немного унять боль, а рот всасывает прохладный воздух, еще больше осушая горло.
И все же, на этот раз боль угасает чуть быстрее, чуть легче отпускает, словно изнемогающий от нее ум, больше просто не желает слышать посылаемые от нервов сигналы. Хотя, прикасаться к ноге становится легче, почти ничего не чувствуется, если не давить, боль рвется где-то внутри ноги, но снаружи кожа остается безразличной к прикосновениям.
Шипя, приходится схватить палку, которую теперь от злости