Ожившие камни Аргоса. Гюля Ализаде
ним родственными или же брачными узами.
Филомела, на какой-то миг задержавшись в его объятиях, все же отстранилась от него. Взглянув на юношу, она смущенно улыбнулась, ее круглые щечки раскраснелись. Счастливая девушка, не зная, как вести себя дальше, и ничего более не сказав, быстрыми шагами направилась к своему дому.
Леонидас смотрел ей вслед, совершенно игнорируя присутствие мясника, который, вконец взбесившись, готов был разорвать его на тысячу кусков.
– Как ты можешь так мерзко поступать с ней?! – подойдя вплотную к юноше, гневно проговорил Алексиус.
– Лекси, угомонись, – грубо оттолкнув его от себя, брезгливо поморщился Леонидас, – и ступай к своим тушам, они заждались тебя! Ты кем себя возомнил, что смеешь мне указывать на то, как я должен поступать с Филомелой?! Ты ей кто – брат, отец? Откуда эта… затрудняюсь даже назвать… смелость или же наглость?… Да, скорее наглость, поскольку смелость присуща разумным людям!
– Ты со мной так не разговаривай, нечестивец! Знаю, видел я таких болтунов, как ты! – скрежеща зубами, сердито вскричал Алексиус. – Разливаешься при наивной девушке подобными хитроумными речами, она и поддается им! Но нет, со мной не пройдет! Я поставлю тебя на место, Леонидас!
– Пошел отсюда вон, Лекси! – нарочито равнодушно, спокойным голосом ответил юноша и, повернувшись, зашагал прочь.
– Не называй меня так, бездельник! Босоногий сумасброд! Куда ты пошел?! Я не закончил еще! – в бешенстве заорал ему вслед мясник. – Ненавижу тебя, оборванец!
Леонидаса все случившееся очень сильно разозлило, хотя он и не подал особенно виду. Юноша понимал, что эмоции Алексиуса – это не что иное, как следствие нежных чувств, которые тот испытывал по отношению к Филомеле.
«Может, все-таки вернуться и хорошенько поколотить этого наглеца, дабы выбить из него всю дурь?!» – подумал было юный скульптор. Однако неотвязное желание утолить вопиющий голод одержало верх, заставив его на какое-то время забыть о влюбленном мяснике и свернуть на агору – местную рыночную площадь.
Дойдя до лавки, где продавались вкусные ячменные лепешки, Леонидас ощутил, как от их свежего манящего аромата у него закружилась голова.
– Эй, паренек! – вдруг услышал он.
Юноша обернулся.
– Помоги мне, – обратился к нему хозяин лавки, – если хочешь заполучить парочку-другую лепешек, да еще и несколько монет в придачу.
– Да, конечно, – растерянно ответил Леонидас. – Что надо делать?
– Все это нужно аккуратно разложить на полках, – пояснил торговец, указав на целую гору лепешек на подмостках, которые совсем недавно были принесены рабами из соседней пекарни, снабжающей бедняков хлебом и лепешками из низкосортной ячменной муки, а зажиточных горожан – дрожжевым пшеничным хлебом.
– Я готов, конечно, помочь, да только подкрепиться мне надобно сначала, – смущаясь, произнес Леонидас. – Ну, чтобы повысить эффективность труда.
– Да бери, конечно же, ешь, – рассмеялся мужчина. – Вот сказал: эффективность труда!
Юноша