Ледяной клинок. Дмитрий Казаков
пятью эльфами, оказался пронзителен и дик. Дуб покачнулся, роняя листья, по толстенному стволу побежали судороги. Даже солнце на мгновение померкло.
– Это невозможно… – прогнусавил маг в желтом, зажимая нос, кровь из которого бежала потоком.
– И тем не менее, это будет, – проговорил эльф в белом, и в голосе его лязгнул металл, – если мы его не остановим.
Глава 4. Правда за правду.
Сколько они скакали, он сказать не мог. Сырые, заросшие ивами низины сменялись буграми, где копыта давили сплошной цветочный ковер. Оставались позади исполинские деревья, вроде тех, что Олен увидел, едва пройдя Засеку, и заросли кустарника, где все звенело от птичьего пения.
Когда солнце склонилось за деревья и начало смеркаться, Саттия натянула поводья. Олен повторил это движение и едва не вывалился из седла – настолько резко остановился эльфийский скакун.
– Самое время для привала, – проговорила девушка. – Перекусим, отдохнем, а затем поедем дальше. Ты не против?
– Нет, – ответил Олен, раздумывая, как бы помягче сообщить о том, что у него нестерпимо ноет то место, что пониже спины, и что дальше ехать он вряд ли сможет.
Слезал на землю, кряхтя и охая, точно древний старик. Саттия успела расстелить на траве небольшую скатерть из зеленой блестящей ткани, на которой выделялся узор из красных и желтых цветов. На скатерти появилась круглая фляга, куски жареной дичины и сухие хлебцы.
– Прошу к столу, – церемонно сказала девушка и проказливо улыбнулась. На гладких розовых щеках появились ямочки. – Надеюсь, что доблестный муж не откажется отведать моего угощения?
– Э… ну да… конечно, – за этот день Олен смущался больше, чем за несколько лет до этого.
Саттия мало походила на молодых крестьянок, с которыми он привык иметь дело. В ней не было заметно и следа робости, а бойкости хватило бы на пятерых. Да и внешне она отличалась от той же Алирны, как елка от березы, хотя выглядела очень даже привлекательно…
Устыдившись собственных мыслей, Олен подсел к «столу» и принялся за мясо. Оно оказалось хорошо прожаренным, отдавало тмином. Во фляжке обнаружилась простая вода, чистая и холодная, захрустели на зубах хлебцы.
– Ты ешь, – проговорила Саттия, откидывая со лба прядь светлых волос, – но не забывай рассказывать.
– О чем?
– Для начала – кто ты такой? Где научился так владеть оружием?
– Человек, – Олен удивленно глянул на нее. – Обычный селянин. Всю жизнь в земле ковырялся.
– Ладно придумывать, – девушка сердито махнула рукой. – Я тебе не верю! А ну встань! Руки разведи!
Прозвучало это настолько повелительно, что Олен мгновенно вскочил, поднял верхние конечности, словно решил изобразить огородное пугало. Саттия встала следом, принялась осматривать правое запястье.
– А ну сними рубаху! – приказала она без тени сомнения в голосе.
– Э… зачем? – как оказалось, предел смущения в этот день еще не был достигнут.
– Уж не думаешь