Канны для ванны. Александр Тюжин
с гордостью всем рассказывал. Есть чем гордиться, если учесть, что ежемесячно из их магазина выносят товаров на тридцать пять штук. Я сам лично стащил банку тушенки. Но Сане об этом лучше не знать, поскольку это был эксперимент, и как раз в его дежурство.
Словом, товарищ обиделся на меня и сердито дышал в трубку.
– Это не отмаз. В совке все на заводе вкалывали, потом учились, а ночью в клубы на танцы ходили, и никто днем не дрых.
– Санчас, перезвони потом, – беспомощно вздохнул Новиков.
– Нет, нет, Новиков. Я не могу потом. Мне сейчас надо, – запротестовал я. – Потом может быть поздно.
– Вот блин! – снова вздохнул товарищ. – Ладно, подожди минутку, пойду умоюсь, а то спать нереально хочется. – И в трубке стало тихо.
Санина минутка длится минимум пять. Зная это, я сам пошел в ванную и решил освежить голову. Как-то не по себе мне стало от мысли о конце света. Холодная вода быстро привела меня в чувство. Через минутку и Новиков вернулся к трубке.
– Ну, что там у тебя? – буркнул он.
– Что ты думаешь о календаре майя?
– Фигня все это. Никакого конца света не будет!
– Ну вот и ты тоже.
– Что я тоже? – не понял Новиков.
– Тебе хорошо, у тебя день рождения в июле. А у меня 21 декабря!
– Да хоть третьего октября! При чем тут день рождения?
– Да при том, что, будь у тебя днюха 21-го декабря, ты бы тоже сейчас напрягся.
– Хм, – только и ответил он.
– Понял, да? – не унимался я. – Я прямо чувствую, как вселенная хочет мне сподлянить. Рассчитываешь на вечеринку? А фиг тебе, вот тебе потоп, или землетрясение, или пожар, или метеорит, или еще что. Веселись на здоровье!
– Да ладно тебе грузиться.
– Хорошо тебе, июльскому.
– Говорю же, не будет ничего такого!
– Зуб даешь?
Он подумал немного.
– Нет. Не даю.
– Вот видишь! Тебе зуба жалко. А что мне тогда делать?
– Да ничего не делай! То же, что и все.
– Вот! Вот! – вскрикнул я.
– Что вот?
– Вот тема!
– Че-то я не въезжаю, – пожаловался Новиков.
– Помнишь про мою полку?
– Опять про «Оскар», что ли?
– Про Канны. Дело не в этом. Я вдруг понял, что если миру каюк, то нельзя вот просто так сидеть и говорить: «Да-а-а, миру трындец» – или так же спокойно отвечать: «Да нет, какой трындец? Никакого трындеца нет». Нужно что-то делать!
– И что ты хочешь делать?
– Я сниму фильм. Фильм про это все. Про людей, которые живут и гадают, последний это их год или нет.
– А если последний, то на фига им твой фильм? Кто его смотреть будет?
– Как кто? Я отправлю его в Канны. Мне дадут премию. Пусть я подохну, но лучше, если это произойдет с «Пальмовой ветвью» на моей полке, чем с мыслью: «На этой полке могла стоять „Пальмовая ветвь“ и смотрелась бы великолепно».
– Ты придурок.
– А я хотел взять тебя в помрежи.
– Хм.
Видимо,