Hubris. Смещение по контуру (предварительный набросок к метамодернистскому проекту). В. А. Мамонова
невозврата является выделенное А. Б. Хюбнером изменение парадигмы от ГЕТЕРОНОМИИ к автономии, от ДРУГОГО к я[27]. Данная смена парадигм для европейской культуры явилась знаменательной, т. к., по мнению философа, затронула одну из ее основ – проблему субъекта культуры: последний, освещенный Просвещением, перестал рассматривать себя с точки зрения ГЕТЕРОНА, ДРУГОГО (а также социальных институтов, норм и т. д., переводящих и утверждающих великие Смыслы), а Другого стал рассматривать с точки зрения себя, своего, человеческого, которое слишком… Прямая перспектива в истории европейской культуры снимается: гетерономно определяемый Смысл жизни, возвышающий индивидуальное до всеобщего и вневременного, упраздняется автономно установленным смыслом в жизни. Потребность в трансгрессии, в преодолении себя, в постижении Другого, истока ушла на второй план, что обозначило сокращение ракурса видения и сокращение предпосылок для рефлексии, самопознания, определения себя по отношению к Другому, иначе – очертания субъекта стали расплываться. Перманентная генерация смыслов в жизни (прогресс, эволюция, глобализация, информатизация), компенсирующих отсутствие Смысла, а также поиск Другого оказываются необходимыми условиями удержания целостности культуры и субъекта. Нужно отметить, что апеллирование к смыслу в жизни обращает внимание на установление и соблюдение прав человека, удовлетворение его потребностей – снимает ряд практических задач, но одновременно блокирует причины, предпосылки, ради которых, во имя которых человек был становящимся. Для ставших основная форма существования – потребление. Потребление компенсирует и дефицит Смысла, и «недостаточность себя», и инертность большинства, замкнутого на настоящем. Здесь происходит своеобразный аксиологический сдвиг, смена способов существования человека в мире: от «быть» к «иметь», если прибегать к категориальному аппарату Э. Фромма, от Эроса – к Танатосу, в терминологии З. Фрейда. Суть в том, что вещность начинает характеризоваться как показатель активности жизнетворчества: обладание как самоцель, но не средство для самореализации, что закономерно проецируется субъектом (уже не действия, а накопления, неважно чего: предметов, тел, проблем) на восприятие своего внутреннего пространства в движении ухода, дистанцирования от него: «Когда я говорю «у меня есть проблема» вместо «я обеспокоен», субъективный опыт как бы исключается: «я» как субъект переживания отодвигается на задний план, а на авансцену выдвигается объект обладания. Личное «я» заменено безличным присутствием проблемы. … Иными словами, я сам себя превратил в «проблему», и вот теперь мое творение владеет мною. Такой способ овладения обнаруживает скрытую завуалированную форму отчуждения»[28]. И именно такое большинство, растворяющее в себе субъект-объектную реальность, Ж. Бодрийяр определил как молчаливое, индифферентность которого обратно пропорциональна активности медиальной сферы, а Дж. Ваттимо –
См. Хюбнер Б. Смысл в бес-СМЫСЛЕННОЕ время: метафизические расчеты, просчеты и сведения счетов. – Мн.: Экономпресс, 2006.
Фромм Э. «Иметь» или «быть». – М.: АСТ МОСКВА, 2008. – С. 40.