Видео Унтерменшн. Александр Селин
груши. Стоило Звяге только моргнуть, как вся картина за окном тут же менялась: то трупы окровавленные лежали возле самого окошка, то мужики танцевали, переодетые в баб. И музыка, музыка, музыка!
– Матушка моя родная, да за что ж мне такое! – простонал Звяга и уронил голову на стол, который служил одновременно и верстаком бедному мастеру…
– Отворяй!
Судя по бешеному крику, это был уже не первый удар в дверь. Звяга поднял голову. Всей нечисти, что хороводила за окошком, как и не было. На дворе по-прежнему стояла ночь. А возле избы топтались и храпели кони.
– Отворяй! Мы знаем, что ты дома! Все равно двери вышибем, собака! Отворяй!
«То ли спал я, то ли в обмороке пребывал, – пытался разобраться Звяга, перебирая в памяти видения. Но тут же испугался другого. – А пока беспамятствовал, пришли разбойники и сейчас заберут скуфеть. Пронюхали, злыдни».
Еще раз посмотрев на рамочку, что красовалась в углу, Звяга поплелся к двери, как, наверное, пошел бы до плахи, и уже подумывал о том, какой дорогой будет уходить в лес после того, как разбойники заберут скуфеть. Не докажешь княжескому тиуну, что скуфеть силой забрали. А коли и докажешь, то все равно – или гнусу у болота скормят, или до смерти изобьют. «Ладно, потом придумаю, как уйти. Сейчас бы только живым остаться…»
– Отворяй, сволочь!
Не успел Звяга приподнять крюк, как дверь уже вылетела из проема, и ушибленный падающей дверью Звяга полетел на пол, еще раз больно ударившись головой. Тут же вокруг зажглись факелы. В избе стало светло как в полдень. Протерев глаза, первое, что увидел Звяга, – так это красный сапог возле шеи и пожелтевшую знакомую рамку, что висела на поясе у стоящего над ним. Да. Так и есть. Над Звягой стоял княжеский тиун Тороп. А на поясе, на золотой цепочке висела его собственная торопова скуфеть, которую Звяга вырезал для княжеского любимца позапрошлым летом. Оглядевшись, мастер теперь понял, что вся его изба-плотницкая заполнена дружинниками. В свете факелов бликовали красные озверелые рожи.
На поясе у одного из дружинников также висела маленькая ольховая рамочка, незнакомая Звяге, и, судя по орнаменту, новгородской, муромской или еще какой-нибудь работы умельца с северных краев. Самого воина он также не узнал. По всему было видно, что это новый княжеский сотник.
Звяга приподнялся. Стоя на четвереньках, кое-как сотворил поклон, затем встал.
– Заспался я, Тороп. Не ждал, что явишься ночью. Ты вроде как утром обещал…
– Где скуфеть?!
– Да вон, в углу красуется, – еще раз поклонился Звяга.
Гомон в мгновение прекратился, и все люди, что находились в избе, как по команде повернулись к рамке. Мастеру показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Тороп опять заговорил. А говорил он, не отрывая глаз от новой княжеской скуфети.
– Два дня как воеводу галицкого убили. Вот такие дела. И убили из-за скуфети. Охраны не побоялись, тати. Напали на лесной дороге,