ЯТАМБЫЛ. Владимир Шибаев
убьёшь, – скривилась кондуктор. – Броненосец на подкладке.
И правда, Ильинична под собачей муфтой была наряжена в защитную зимнюю армейскую хаки, где брюки были натянуты на выпиравшие ватные, а снизу всё завёрнуто было в огромные с литыми боевыми шпорами в виде подков счастья, чёсаные валенки.
– А что? – ожила убиенная. – Не боись, и не боим будешь. А слыхали, – спросила, изобразив ужас.
– Чего там, придумают новое. Мэра свежего этого что-ли объявили? – высунул неожиданную политграмоту старичок.
– Какую мэру? – запричитала Ильинична. – Вот тебе мэру, – и из муфты высунула показать старику огромный кукиш посреди такого же кулака. – Три пацанособаки за мной с квартал гнались, за подол чуть не сгрызли, – заявила Ильинична, косо взглянув на свой обитый железом валенок. Хорошо слава аллаху на пути их махмутки встренили.
«Напишу, – специалист ищет любое устройство», – неожиданно подумал Степан. – «Чёрт, какое такое устройство?»
– И эти махмутки с этим молодняком как зацепятся, – ухнула Ильинична, обхватив себя руками и даже полуприсев, но валенки не дали заду ход. – Тьма божия, электру выбило в районе за отсутствие денег и совести. Окроме того лётчик один с бонбой с дирижаблю на парашютах был выкинут в цель, но в какую, говорят, не понял и попал куда надо. А ещё слыхали, на Поганке на прошлую среду боевой офицер по монументу с танка взасос палил?
– Пьяный, – уточнил стрелок. – В наркоугаре.
– Это было, передавали в прессах. Наглядно подтверждаю, – старичок пожевал угол бинта.
– Врут. От безделья, – заявила, подбоченясь, кондуктор. – Врунишки ленивые.
– Врут, от безработы, – радостно выкрикнул из железной клетки постоянно занятый невидимый водитель.
– А кто ж тебе сейчас дасть эту работу, – ехидно помахала железкой в муфте Ильинична. – Если она вся кончилась, работа то. Одни огороды копают, у кого лопаты водятся.
– Наперекрёст, один у другого пущай тибрит её, работёнку то, – подзудил старичок бабёху.
– Всем нужно самим найти работу, или организовать, – зачем-то вставил, думая о своём, Стёпа и осёкся.
К нему подъехала, гремя шпорами, Ильинична и въедливо и угрюмо оглядела. – Безбилетник он, – поддала жару женщина-кондуктор. – Давай на следующей повылазай. Садик твой. Готовься.
Степан подумал: «Напишу – согласен трудиться день и ночь без выходных с одноразовым скромным питанием». Хотел подумать нахально «и с полдником», но не успел. Ильинична дала ему утереться.
– Пуза худая, – крикнула она, заманчиво шевеля железкой. – Аристокран сраная. – «Откуда слова то выучила, – ужаснулся Стёпа.» – Работы он сыщет. Может мне дашь – я три года подмётки тру, а что соткала, ткачиха? Пряжу на роже. А знаешь крестьянские с безработицы по деревням с голоду стали в землю расти? В землю. По яйцы.
– По курьи, – сострил стрелок, имеющий прочное место.
– По твои ослиные, мозги твои простые.
– Но-но, – вяло пригрозил