Белый снег. Екатерина Сергеевна Шубочкина
не оставь нас, грешных! – Наталья запричитала и взмолилась, чувствуя, как впадает в отчаяние от собственной беспомощности в новом мире советской власти.
– Мам, только не плачь! – сын хотел утешить и поддержать родительницу. – Вдруг он и вправду хорошую работу для тебя нашел – легче будет! А от твоего Бога одни только неприятности! Может, и прав был отец, что нет Его совсем! Одни беды на нашу семью посылает, а за что? – Санька насупился от ощущения жестокой несправедливости жизни.
– Что ты говоришь такое! Замолчи немедленно! Прости, Господи! Да разве одни мы, Санька, страдаем?! Посмотри, что творится-то вокруг! Кругом смерть, разруха, нищета, война эта проклятая! А церковь как нас продуктами выручает! Да и если я уйду, то певчих совсем не будет хватать: одни болеют, другие разбежались со страху, а служить надо, иначе загибнет наш город!
– Служишь Богу, служишь, а Он тебе – несчастья: сначала брат Колька помер от хвори, потом папку убили, а другие вообще не верят в Бога и ничего – лучше нас живут!
– Ты на других не смотри, Санька, за себя отвечай! А с батьки пример не бери: натворил дел недобрых и сгинул, а нам жить и хлебать еще за себя и за него! Сколько молиться за душу его надо, чтобы не страдал там сильно!
– Да ему, может, лучше нашего сейчас, а здесь-то как жить, если твой Бог не помогает?
– Господи, прости неразумного! Да как не помогает-то?! Еда есть, крыша есть, здоровье пока тоже есть! А мир трясет за царя-батюшку! Отдали на растерзание революционерам, будь они неладны! А народ не восстал, не защитил, да чего уж там – предал ставленника Божьего!
– Вот пусть большевики тогда и мучаются и те, кто предал царя! Почему остальные люди должны страдать? – Санька был неумолим в своем негодовании.
– А что мы с тобой или другие сделали, чтобы царя и семью его невинную защитить? Да ничего! Вот если бы люд России хоть в половину свою воспротивился большевикам и освободил царя, может, и другая жизнь была! Люди говорят, под арестом держат не только царя-батюшку, но и матушку с детьми, а они-то в чем виноваты?! – Наталья всплеснула руками и поставила на стол тарелку с нарезанным хлебом и холодной картошкой. – Есть хочешь? – спросила она сына, который согласно кивнул. – Вот ты, Санька, молился за царскую семью хоть разок? Им поди сейчас, ой, как тяжело, похуже нашей ситуация будет.
– Поможешь тут молитвой, как же, – пробурчал недовольно сын.
– И я, грешная, не молилась, все свое просила, да себе, а теперь вот получается, что забрал Бог у нас ставленника своего за наши грехи, чтобы показать, как живется без главы отчей.
От громкого разговора домашних проснулась и младшенькая пятилетняя Катя, приладившаяся к маминому теплому боку на скамье у стола.
– Мама, а ты папу любишь? – вдруг спросила дочка, когда Наталья ласково пригладила ее по голове и плечам.
– Конечно, люблю, Катюша.
– Я ему так и сказала, что мы все его очень любим…
– Когда сказала? – спросила осторожно мать.
– Он ноне во сне ко мне приходил и плакал, прощения у всех просил,