Медальон. Геннадий Петрович Перминов
хрипло просипел танкист. – А вам-то за что такое наказание? Сорвала и вас война со своих родных мест!
И всё! За всю дальнейшую дорогу сосед не произнёс больше ни слова.
– Приихалы! – громко произнесла сопровождавшая их девушка, которая сидела в углу кузова. – Сейчас пруд проедем и усё, мы в городе!
Ванька приподнялся на локтях и выглянул из-за борта.
– Это и есть Кулебаки? – парнишка с сомнением выпятил нижнюю губу, скептически рассматривая неказистые низенькие постройки, проплывавшие мимо.
– Да-а! – отчего-то горделиво протянула девушка. – Это и есть Кулебаки.
Проехав немного, машины остановились и из кабины передней полуторки выскочила крупная женщина с погонами майора медицинской службы.
– Мы поедем дальше, а вы, – она указала на две последние полуторки. – Вы по этой дороге, – она махнула рукой вправо, – проедете к школе. Здесь одна дорога, так что не заблудитесь. Там располагается госпиталь и там вас примут!
В школе-госпитале их действительно ожидали. Из распахнутой настежь двери показались санитары с носилками, правда, позже Ванька узнал, что это были не санитары, а выздоравливавшие, которые молча и деловито принялись заносить вновь прибывших внутрь помещения, где их распределяли по классам-палатам.
Ваньку в палату занесли первого, положили на койку у окна и теперь он терпеливо ожидал перебинтованного танкиста, к молчаливому присутствию которого парнишка успел привыкнуть. Когда палата заполнилась, Ванька заметил знакомую девушку, сопровождавшую их из Горького до маленького городка, которую не сразу узнал в белом халате и кокетливой медицинской шапочке, из-под которой выбивались непокорные русые пряди. Та тоже увидела Ваньку и, приветливо махнув рукой, подошла к нему.
– Ну, як тоби на новом месте?
– Нормально. Слушай, а где дядька, весь перебинтованный? Он рядом со мной в машине ехал.
– Это танкист, который? – девушка печально посмотрела на него и глаза её повлажнели. – Так, умер он. Отмаялся, сердечный… – просто и буднично ответила она. – А мене Катериной зовут! – она говорила быстро и отрывисто, щедро сдабривая русскую речь мягкими и незнакомыми Ваньке, а оттого ещё более смешными украинскими словечками.
– А я – Ванька! Слушай, а почему город Кулебаками прозывается? – не унимался Ванька. – Ни разу не слыхивал такого чудного названия!
– А кто его знает, милок! – девушка устало улыбнулась. – Я же эвакуированная, с Западной Украйны, с под Станислава,– она тяжело вздохнула. – Пийду я. Работы дюже много. Писля зайду, побалакаем, – Катерина улыбнулась Ваньке и занялась привычными делами.
А потом был ужин. Ячневая каша с куском ржаного хлеба, а потом, вместо опостылевшего морковного, едва закрашенного чая, раненым выдали по целому стакану настоящего молока. Вкусного, топлёного, почти такого же, которым старшая сестра Катерина потчевала маленького Ванюшку в полузабытом детстве. Нет, старшую сестру он помнил хорошо. Даже слишком хорошо!
Ванька