Луковка. Геннадий Петрович Перминов
ыми наличниками, уснули еще в девятнадцатом веке и убаюкиваемые шелестом яблоневых садов не собирались просыпаться.
Ближе к центру улицы становились шире, да и дома преобладали более современные, двухэтажные. А самым высоким сооружением в городе была пожарная каланча, да трехэтажное здание политехнического института. Даже здание бывшего горкома КПСС, имело в то время всего два этажа. Еще один ВУЗ считался современной достопримечательностью города – это филиал московского педагогического университета. Торговый техникум и ПТУ. Было, правда, в городе еще одно высокое здание, бывшая графская усадьба, но о его нынешнем предназначении никто и ничего не знал. Поговаривали, что там находится секретная база, где готовят разведчиков-зомби, кто-то трепал про подземный аэродром для самолетов-невидимок, но об истинном назначении роскошной усадьбы знал весьма ограниченный круг людей. Все догадки и домыслы любопытствующих, разбивались о трехметровый забор, выкрашенный в зелено-ядовитый цвет.
На окраине, раскинул свои тенистые, некогда ухоженные аллеи старый парк, ровесник городу. Раньше, в конце шестидесятых, в выходные дни здесь гремел духовой оркестр, исправно работали все аттракционы и на каждом шагу продавали самое вкусное мороженое в мире. Сейчас – же царила унылость и запустение. Горожане заглядывали сюда редко. Солнечным днем еще можно было встретить парочку стариков-пенсионеров, играющих в шахматы на разбитой местной шпаной скамейке или наткнуться на кучку алкашей, блаженствующих над бутылкой дешевого портвейна. Зимой парк безмолвствовал.
В самом дальнем углу парка, скрываясь и словно стыдясь посторонних глаз раскинулась загадочное строение, так волнующая умы провинциалов. Три раза в день вдоль высокого забора проезжал грузовой фургон, и на несколько минут остановившись у ворот, исчезал в неизвестность.
Неизвестность… Кого-то это слово пугает, других – настораживает, а искателей приключений, наоборот, притягивает…
В действительности, до 1991 года, за этим забором находился в частности обыкновенный, а в сущности – необычный психоневрологический диспансер для партийно-номенклатурной элиты. После развала СССР, теневые, партийные деньги перестали поступать на обеспечение элитных клиентов, и диспансер перешел в разряд обычных «психушек», но, статус секретности за ним сохранился.
Проворовавшийся в свое время завхоз бывшего дома отдыха, постоянно считавший несуществующие деньги, которые у него изъяли во время конфискации. Сошедший с ума оттого, что его служебную машину разбила любовница, первый секретарь горкома ВЛКСМ. Спившийся до белой горячки, бывший начальник милиции. И еще несколько по-настоящему больных людей…
Основной контингент заведения составляли здоровые и до недавнего времени, весьма состоятельные люди. Когда развалился Союз, они, обладая значительными суммами, на которые можно было купить небольшой остров вместе с его населением, поспешили укрыться за высоким забором, поменяв мечты об острове на место под родным солнцем. Кто-то опасался преследования со стороны властей, кто – веяния времени и стремительных, жизненных перемен, которых они не понимали и не хотели воспринимать.
Стояла середина ноября. Ледяной ветер, вперемешку с редкими снежинками и крупными дождевыми каплями метался по пустынному парку, срывая с деревьев остатки роскошного, летнего одеяния.
В глубине двора, не обращая никакого внимания на непогоду ,по дорожке, уложенной аккуратной брусчаткой, брел человек. Следом за ним шла медсестра, а чуть поодаль – два санитара.
Мужчина был одет в теперь уже мешковатый, а некогда шикарный костюм и стоптанные ботинки. Верхнюю одежду у него составлял поношенный, явно с чужого плеча плащ, а голову украшала шляпа с обвисшими полями. Иногда он останавливался, задумчиво рассматривая пустующие лавочки и, тоскливо оглядывался вокруг, словно ожидая кого-то.
– Ведь нормальный мужик, чует мое сердце, нормальный, – негромко проговорил один санитар
– Они здесь все, практически нормальные, – невнятно промямлил второй, держа в губах сигарету и безуспешно пытаясь прикурить
– И не говорите, мужики, – обернулась к ним медсестра. – Тихий, чистоплотный. Молчит только. За два месяца, что здесь живет, словечка единого от него не слыхивали.
– Может немой? – санитар, наконец, подкурил сигарету и выпустил тугую струю дыма.
– Да кто его знает, – пожала плечами медсестра. – Обхватит голову руками и стонет. Но язык есть, точно, я сама видела.
Шедший впереди человек остановился возле безликих ворот, затравленно посмотрел на них, затем перевел взгляд на охранника, сидевшего в застекленной будке и, втянув голову в плечи, двинулся дальше.
Часть первая
Юрка Луковицкий родился в строгой, идейно-коммунистической семье. Вечно занятый, постоянно спешащий и всецело поглощенный утопическими идеями скорейшего построения коммунизма в стране отец, работал вторым секретарем горкома КПСС.
Мама – типичная «салонная дама» своего времени, безуспешно пытающаяся заняться благотворительной деятельностью. Свободное время, а оно у нее всегда