Встречи у моря. Зинаида Ивановна Шедогуб
фигуристая, грудастая. Мой старый козёл умом тронулся: на развод подал, полхаты, времянку, пол-огорода отсудил, гад проклятый. Як вечер, стыдно глядеть: мечется от хаты к калитке, от калитки к хате, то на остановку пошкандыляет, то обратно. Любимую с занятий встречает. Ему и невдомёк, шо молодой жене от него только хата и нужна, а не песок в его моче. Побачил кавалеров, кинулся на них с палкой. “Это моя женщина!” – кричит. Подняли его хлопцы под руки, швырнули на лавку. “Заткнись, дед, не смеши народ: вот твоё место, сиди, не чирикай!” Опустились у него органы – умер мой мужик. И свою жизнь сгубил, и мою, гад проклятый…
– Можно мне всё-таки переодеться да лечь? Я устала. Голова так сильно болит, – недовольно прерывает хозяйку Елена, не представляя, как будет теперь жить: то хоть ночью можно было побыть одной – теперь она потеряла и эту привилегию.
– Можно, – кивает Петровна, бочком выбираясь из комнатки.
– Да ты не психуй, – по-доброму смеётся Алла. – Я мирный человек – тебе не помешаю.
– Ну, ставь свою раскладушку, а завтра посмотрим, – говорит Лена, лихорадочно натягивая на себя ночную сорочку. Она падает на постель и отворачивается к стене: у неё нет сил.
– Не хочу на раскладушке, киска: на кровати поместимся. Вон сколько места, – шепчет Алла, без разрешения ложится рядом, обнимает её, гладит и говорит, говорит… – Красивой тоже быть плохо: мне всё время парни не давали проходу, записки писали: «Ваши глаза, как автомобильные фары, освещают мне жизненный путь» или «Хочу тебя»… Девчонки ненавидели меня. Мама Галя обзывала шлюхой: «Сука не захочет – кобель не вскочит.» Из-за неё и бросила школу, а ведь училась неплохо. Теперь буду на рынке торговать.
У Аллы нежные, ласковые пальцы, они медленно поднимаются от кобчика по позвоночнику вверх и запутываются в Лениных волосах. Она дует в затылок, тонкие волосы разлетаются во все стороны, и пальцы опускаются по спине вниз.
– Как Алла все же женственна! Как приятны её прикосновения! – засыпая, думает Елена.
Ей кажется, что рядом лежит Стефан и так горячо и страстно обнимает её, что тело пронизывает сладкая истома.
– Вечером пойду на море, может, придёт. Не могу, не хочу его потерять. Какая же я дура! – ругает себя Лена.
Наконец, крепкий сон сковывает её мысли и она теряет всякую связь с реальностью.
– Просыпайся, дочка! Харчи привёз. Господи, да тут вас две! – хохочет отец, Григорий Пивень, худощавый невысокий казак.
Проснувшись, Алла потягивается, бесстыдно оголяя большие, полные груди.
В тёмно-карих глазах мужчины загораются дьявольские огоньки: кажется, сейчас он набросится на девушку, забыв о присутствии дочери.
– Вот мужики кобели! – злится Елена: она ненавидит в отце именно это животное начало, то, что он никогда не скрывает своих желаний. – Нет, у меня будет другой муж-друг, верный и преданный.
– Может, вы выйдите, папа: нам надо одеться! – резко кричит она.
Лена надевает зелёное шёлковое платье, которое так идет ей, выходит из комнатёнки: