Путь искупления. Джон Харт
а мир вокруг не перестал кружиться. – При всем, что вокруг творится, хорошо знать, что хотя бы у тебя всё в порядке. Становится немного легче.
– Я в основном сплю. Плохо, только когда просыпаюсь.
– Мне так жаль, Ченнинг…
– Я никому не рассказывала.
Элизабет словно застыла. Вокруг горы кружился теплый ветерок, но вдруг стало холодно.
– Вот потому-то я и позвонила, зайчик. Тебе не надо…
– И вправду здорово, что вы спрашиваете, Элизабет! Я ни одной живой душе не рассказывала, что на самом деле произошло. И не буду. В жизни не стала бы.
– Я знаю, но…
– У вас иногда бывает такое, что весь мир темнеет?
– Ты плачешь, Ченнинг?
– Все вокруг какое-то серое…
Голос в трубке надломился, и Элизабет смогла представить девичью спальню в большом родительском доме на другой стороне города. Шесть дней назад Ченнинг исчезла с одной из городских улиц. Ни свидетелей. Ни мотивов, не считая самых очевидных. Через два дня после этого Элизабет выводила ее, моргающую на свет, из подвала заброшенного дома. Люди, которые ее похитили, были уже мертвы – получили восемнадцать пуль на двоих. И вот где они обе теперь, четверо суток спустя: полночь, девичья комнатка по-прежнему такая же розовая, уютная и полна всяких милых детских вещиц… Если в этом и крылось какое-то послание, то Элизабет не могла его отыскать.
– Зря я позвонила, – произнесла она. – Это эгоизм с моей стороны. Отправляйся-ка опять спать.
Какое-то шипение на линии.
– Ченнинг?
– Понимаете, они все время спрашивают, что там произошло… Мои родители. Психологи. Постоянно спрашивают, но я только рассказываю, как вы убили этих людей, и как спасли меня, и как я жутко обрадовалась, когда они умерли.
– Всё в порядке, Ченнинг. И с тобой всё в порядке.
– Это значит, что я плохая, Элизабет?.. Потому что я так обрадовалась? Раз я думаю, что и восемнадцати пуль им мало?
– Ну конечно же, нет! Они это заслужили.
Но девушка по-прежнему плакала.
– Я вижу их, как только закрою глаза… Слышу шуточки, которые они иногда отпускали. Про то, как убьют меня. – Ее голос опять надломился, и на сей раз заметней. – Я все еще чувствую его зубы у себя на коже…
– Ченнинг…
– Я слышала одно и то же столько раз, что начала верить тому, что он говорил. Что я заслужила то, что они делали со мной, что я буду просить смерти, прежде чем они закончат, что я буду умолять, пока они наконец не позволят мне умереть!
Рука Элизабет на телефоне еще больше побелела. Врачи насчитали девятнадцать следов от укусов, большинство из которых прорвали кожу насквозь. Но Элизабет знала из долгих обсуждений: больней всего ранило Ченнинг то, что они ей говорили, – знание и страх; то, как они пытались сломать ее.
– Я попросила бы его убить меня, – проговорила Ченнинг. – Если б вы в тот момент не появились, я стала бы его умолять.
– Теперь все кончено.
– Не думаю, что кончено.
– Кончено.