Ресторанные ведомости №04/2020. РИК Ресторанофф
встряхнула головой, как будто прогоняя эту картинку.
– Жизнь в клинике была кошмаром. Они не хотели, чтобы я перевоплощалась. Ни за что! Там и речи быть не может о каких-то перевоплощениях. Меня заставляли вернуться обратно, к моему прежнему «я». Поначалу я сопротивлялась, но потом… Ах, это было так жестоко. Знаешь, что такое электрошок?
Я молча кивнула.
Бабушка Эя вытащила из кармана расческу и принялась рассеянно теребить ее в руках.
– И не только это. Врачи были равнодушны и посвящали больным ничтожно мало времени. Это просто смешно: две минуты на больного – и следующий… и абсурдные правила. Это был ужас. Ужас. Чтобы выбраться оттуда, я сделала то, что они хотели: я стала той, кем была раньше.
Бабушка замолчала. Она уставилась на расческу, но я понимала, что она ее не видит. Она с головой ушла в прошлое. Потом, видимо, какая-то мысль ее успокоила. Она снова заговорила.
– В клинике у меня были друзья. Тоже сумасшедшие. Каждый что-нибудь искал. Как там у Шекспира? «Мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать». Умалишенные – это люди, которые мечутся в смятении, пытаясь превратиться в то, чем могут стать, понимаешь?
Я кивнула, хотя вовсе не была уверена, что поняла.
Бабушка Эя продолжала свой рассказ.
– Время исчезло, я уже не отличала день от ночи. Да это было и неважно. Потом наконец-то один врач подсунул мне краски. Я начала рисовать. Но не слащавые картинки, как раньше. Ведь до того момента я всю жизнь малевала картинки, которые нравились другим, только чтобы заработать денег. В тот день я начала рисовать то, что нравится мне самой. Так что, видишь, во всей этой истории, случившейся в результате моей попытки перевоплотиться, которую врачи посчитали сумасшествием, оказались свои плюсы. Но я не могу простить свою дочь. Ни одно живое существо не имеет права лишить свободы другое. Никогда и ни за что.
– Мама за тебя волновалась. – Я чувствовала необходимость оправдать маму. Мне не нравилось представлять ее в роли тюремщика.
– Для нее любое чудачество опасно. Она бы и сейчас упекла меня в психушку, если бы сочла необходимым. Поэтому я предпочитаю держаться от нее подальше.
Мне нечего было возразить: я слишком хорошо знала, что это правда.
– Если меня снова уложат в клинику, думаю, я погибну на второй или третий день.
Она произнесла эти слова спокойным тоном, так, будто это вопрос решенный. До меня не сразу дошел смысл сказанного. Ее слова отдавались в ушах как пустой звук.
Потом на глаза у меня навернулись слезы.
– Умру, – прошептала она.
– Но тебя больше никогда не положат в больницу! – воскликнула я, обнимая ее покрепче, чтобы не дать договорить. У меня было такое чувство, будто бабушка Эя сказала что-то неприличное. – Ты не сумасшедшая!
Прижавшись к ней лицом, я чувствовала ее пряное дыхание. Я вспомнила про флакон туалетной воды «Дикая свежесть», который много лет назад она цедила, как коктейль.
– Ах так? А если я скажу тебе, что вижу гигантских медуз,