Тишина капитана Назарова. Виктор Бычков
в мире, теле места для служившего ей верой и правдой отставного капитана. Воистину, как на защиту звать, так родина-мать, а как расплатится, так мать-волчица. Но он, Назаров Василий Петрович, не в обиде: это его страна, это его родина, какая ни есть, другой не будет. Да и не пристало служивому человеку жаловаться на родину. Он ее защищать обязан, а не сопли жалобно пускать, обидки корчить.
Чинов больших не достиг, звезд с неба не хватал. Ушел капитаном с должности заместителя начальника штаба батальона аэродромно-технического обеспечения там же, на Курилах. И не жалеет.
Детей им со Светкой Бог так и не дал. Где только не лечилась, в какой только госпиталь и санаторий не ездила, но… Не судьба. От того ли, нет, но жена взяла в голову, тосковала, переживала так сильно, что приключилась с ней болезнь страшная, тяжелая, неизлечимая. Начала чахнуть еще на Курилах, а угасла в родительском доме как свеча буквально за полгода. Похоронил Вася свою любимую Свету там же, на окраине городка под звуки военного марша «Прощание славянки», установил надгробный знак в виде стелы с красной звездой на вершине, как и подобает настоящей жене офицера, сам немного пожил в доме тещи, потом снял квартиру, съехал. Не мог смотреть, не мог находиться в том месте, где все пронизано памятью, духом любимой женщины. Ни единого раза не слышал из ее уст Вася стенаний, жалоб на съемные квартиры, уголки в казармах, что заменяли жилплощадь; на отсутствие жилья, воды в очередном гарнизоне, тепла – в другом, работы – в третьем. Не роптала, смиренно сносила все тяготы и лишения воинской службы, молча собирала нехитрый скарб, молча, не ропща, следовала за мужем в любой край света, в любую «дыру», которую родина считала нужным «заткнуть» ее мужем, а своим защитником… Отдавало всю себя ему, мужу… Как тут не благодарить судьбу, что дала возможность любить и быть любимым такой преданной, сильной женщиной?! Икона, а не женщина! Монумент! Эталон!
– Да-а-а… Жи-и-изнь, – мужчина произнес в голос, огляделся вокруг.
Сновали пассажиры, хрипел как в добрые старые времена динамик, объявляя о прибытии и отправлении поездов. Все было как прежде, но что-то было и ново, чего когда-то нельзя было увидеть и услышать на вокзалах. Нет-нет да проходил наряд милиции с собакой, пристально вглядываясь в лица пассажиров. Развязно вели себя парни в уголке у киоска. Их гортанные крики сменялись громким до неприличия смехом, матами на русском языке, оскорбительными, неприличными выкриками в адрес молодых девушек, что имели неосторожность в тот момент оказаться поблизости. Да-да, вот это как раз и было новым, отметил про себя Назаров. Раньше было чуть-чуть приличней, спокойней на вокзалах. Не было вот этой развязанности, неприкрытого, демонстративного хамства, граничащего с полным неуважением, пренебрежениям к пассажирам как людям.
– Дядя, – Василий Петрович повернул голову. Рядом с ним присел на краешек сиденья небольшого росточка мальчик лет пятнадцати-шестнадцати как принято сейчас говорить «кавказской национальности».